Наше знакомство началось с моего опрометчивого возгласа, случайно совпавшего с брошенным на проходящего по бортику бассейна пожилого человека взглядом:
- Какая вода теплая!
Он тут же остановился и вперил в меня небольшие серые глазки, уютно устроившиеся между старческими складочками на лице.
- Молодой человек... не имею чести знать вашего имени...
- Андрей.
- Очень приятно. Павел Петрович, - представился он. - Вам кажется, что я в костюме от Сен-Лорана?
Вопрос показался мне более чем странным, и я даже не нашелся, как ответить, чтобы получилось в том же стиле. Просто я в тот момент стиля еще не понял.
- Да нет, - простодушно брякнул я, - по-моему, вы в плавках.
- И как вам кажется, мои плавки мокрые или сухие? - Только тут до меня дошло, что идет некая игра, и мне стало интересно и весело. Но я решил пока не выпендриваться, все-таки пожилой человек...
- По-моему, мокрые, - честно сказал я, - с них вода капает.
- Совершенно верно, - Павел Петрович назидательно поднял палец. Из чего можно сделать вывод, что я уже плавал и имел возможность лично ощутить, какова температура воды в бассейне. Так зачем же вы мне это сообщаете? Для чего вы тратите слова на то, чтобы проинформировать меня о факте, который мне заведомо известен?
В первый момент я собрался было огрызнуться, дескать, с чего он взял, что я собирался ему что-то сообщать, да я просто сам с собой вслух говорил, и произнес-то я всего три слова, пусть и ненужных, на его взгляд, а он в ответ сколько слов потратил, дабы разъяснить мне мою тупость? Но чисто детский порыв удалось вовремя усмирить, и слава богу. Дядька показался мне забавным, и я решил продолжить игру.
- Согласен с вами, вы совершенно правы, - мне не совсем удалось справиться с эмоциями, и хоть я и старался подпустить в голос побольше раскаяния, все равно наружу выперло лукавство. А Павел Петрович, не будь дурак, это сей же момент заметил и не замедлил отреагировать:
- Не лгите, молодой человек. Если бы вы были согласны со мной, то постарались бы сделать выводы из только что преподнесенного вам урока и следить за своей речью, а вы снова допустили ошибку, потратили лишние слова. "Согласен с вами" - вполне достаточно, вторая часть фразы была совершенно излишней.
Он спустился по лесенке в воду, продолжая читать мне лекцию об экономном и бережном отношении к словам, и мы медленно поплыли рядышком. К концу первого сеанса плавания я уже знал, что Павел Петрович страдает болями в спине, находится в клинике уже два месяца, а лечение оплачивает его состоятельная дочь - бизнес-леди. С того дня проводимый в бассейне час превратился для меня в неиссякаемый источник развлечений. Павел Петрович вещал, а я слушал, наслаждался и запоминал, чтобы по возвращении в палату записать наиболее яркие его высказывания.
Вторым человеком, который оказался мне симпатичен среди больничной публики, стала молодая женщина по имени Елена. Ну, во-первых, она была очень красивой. Конечно, дожив почти до сорока шести лет, я стал понимать, что понятие красоты весьма и весьма относительно и кто-то готов заплатить миллион долларов за обладание Клаудией Шиффер, а кто-то пройдет мимо нее и даже не обернется, поэтому, когда я говорю о том, что какая-то женщина красива, я имею в виду, что лично для меня, в моих глазах она обладает несомненной внешней привлекательностью. Хотя вкус у меня, как утверждают очевидцы, весьма специфический, как человек с художественным вкусом, я способен оценить изящество форм хрупкой блондинки или огненную грацию гибкой брюнетки, но как мужика меня всегда привлекали представительницы того типа, который я сам для себя называл "славянско-деревенским": рослые круто-бедрые женщины с небольшой грудью, стройными сильными ногами, мягкими лицами и волосами темно-русыми или каштановыми. И желательно с небольшим избыточным весом, дабы мне не чувствовать себя рядом с ними огромным и толстым. Кто-то из знакомых мужиков однажды пошутил, что во мне силен инстинкт самца-производителя, потому что широкие бедра у женщины - это залог легких родов без риска травмы у младенца, а маленькая грудь, как правило, дает больше молока, чем пышная. Не знаю, может, он и прав, я как-то не задумывался над тем, почему мне нравится именно этот женский тип. К нему, кстати, относятся обе мои жены, и первая, и вторая, а также основная масса тех, с кем я крутил романы.
Елена была тихой и какой-то забитой. В отличие от Павла Петровича, который воспринимал меня просто как некоего Андрея, попавшего в автомобильную аварию, она сразу узнала писателя Корина, и порой я ловил на себе ее взгляд, в котором явно просматривалось обожание и восхищение. Но в разговорах она ничего такого себе не позволяла, просто в первый же день попросила разрешения взять автограф и принесла на подпись все мои книги. Все до единой. Сказала, что я ее любимый писатель и она, ложась в больницу, взяла с собой любимые романы. Конечно, я был растроган до глубины души и постарался для каждого автографа найти теплые, недежурные слова.
Общаться с Еленой было легко, она словно бы каким-то невероятным чутьем угадывала темы, которые я обсуждал с удовольствием, и темы, которые были мне неприятны. Кроме того, она, в отличие от всех остальных, не раздражалась от бесконечных поучений Павла Петровича и, казалось, получала от разговоров с ним не меньшее наслаждение, чем я. Впервые она появилась в бассейне три дня назад, и к сегодняшнему дню мы втроем составили маленький коллектив, не только вместе плавая, но и гуляя в парке, и занимая один стол в столовой. Меня все время подмывало спросить, чем Елена больна, но что-то меня удерживало, а сама она молчала. Однако если исходить из того, что она лежала в том же отделении, что и я, то есть в неврологии, то кое-какие предположения можно было строить, особенно учитывая ее поведение. Какая-то она была робкая, напуганная, что ли. В бассейне, например, никогда первой не подходила ко мне, терпеливо ждала, когда я сам ее замечу и поздороваюсь. Не проявляла инициативы в плане прогулок, просто соглашалась на мои или Павла Петровича предложения. И даже когда общительный и разговорчивый, постоянно нуждающийся в слушателях Павел Петрович стал уговаривать меня занять вместе с ним и Еленой один стол в общей столовой, Елена хранила молчание, ничем не выдавая своих желаний, так что я до конца и не понял, хотела ли она, чтобы мы трижды в день встречались еще и за трапезой, не хотела ли или ей это было абсолютно безразлично.
Мысленно я называл их обоих "мой букет", ибо Павел Петрович напоминал мне высохший колючий чертополох, а Елена была похожа на мимозу, такая же нежная и боязливая, готовая увянуть от малейшего неосторожного прикосновения. Сегодня половина букетика уже мокла в воде, когда я появился в бассейне после занятий на тренажерах. Половина - потому что я заметил только Елену, жавшуюся в углу бассейна и тихонько перебиравшую ногами в воде. Бравого блюстителя чистоты речи нигде видно не было. Бросив полотенце и махровый халат на пластмассовое креслице, я скинул резиновые шлепанцы, нырнул в воду и подплыл к мимозе, одновременно думая о том, что же должно случиться в жизни молодой женщины, если при таком роскошном теле и привлекательном лице она производит впечатление хилого, жалкого, сломанного цветка.