— Понимаете, судья, мне нужна ваша поддержка. Требуется приостановить процесс предоставления документов. О смертельной болезни истца адвокат ответчика, этот дурак Макманис, пока понятия не имеет, но если мы начнем со свидетелей и медицинских бумаг, то тогда он все узнает. И как вы думаете, сколько я смогу после этого с них слупить? Пшик. «Мы сочувствуем, что вы получили инвалидность, но поскольку вам все равно крышка, то… и так далее» — вот что они скажут. Поэтому мне нужна ваша поддержка, чтобы перехитрить Макманиса. Самое ужасное, судья, что этот бедняга вдовец. И у него трое детей, которые скоро останутся круглыми сиротами. Если я не добьюсь для них каких-то приличных денег, они вообще станут нищими.
— О Господи, — пробурчал себе под нос Школьник. — И сколько лет детям?
— Старшему восемь, — ответил Робби.
— Какая жалость!
В этом месте Сеннетт поморщился. Робби импровизировал со своим обычным блеском, но, нарисовав такую мрачную картину — безнадежно больной, пострадавший в аварии отец, трое сирот, оставшиеся без всякой поддержки, — он привносил в разговор человеческий фактор, создавая обстоятельства, оправдывающие действия судьи. Однако Школьник быстро разрядил обстановку, объяснив, что сложностей тут никаких нет.
— Робби, вы же знаете, как у меня бывает. Если кто-то подает ходатайство об отклонении иска, или о вынесении судебного решения в суммарном порядке, или что-нибудь еще в этом роде, я сразу приостанавливаю предоставление сведений. Если кому-то хочется судебных споров, прений сторон, пожалуйста, но лично я просто приостанавливаю, и все. И за двадцать шесть лет ни разу от данной практики не отступал. Так что, если вы подадите соответствующее ходатайство, скажем, о вынесении судебного решения в суммарном порядке, я сделаю то, что делал всегда. Вот так. — Школьник пожал плечами. — По этому иску вам не нужно ни о чем меня просить. Во-первых, нет необходимости, а во-вторых, от подобных просьб у меня обостряется геморрой. — Судья затрясся от смеха.
Выходило, что для решения дела ему достаточно иска Фивора и ответа Макманиса. В судебной практике подобное хотя и редко, но случалось, и с нарушением процессуальных норм связано не было. Сеннетт помрачнел. Ведь Школьник прямо заявил, что не собирается оказывать Фивору никаких услуг, поскольку в этом нет необходимости.
— Надеюсь, сиденьем вы забавляетесь не по этому поводу? — вдруг спросил Школьник. — Не из-за нового иска.
При упоминании о деньгах Робби на секунду напрягся. Мы все тоже.
— Нет, судья. Это по иску Холла. После того, как вы не приняли ходатайство об отклонении моего иска, нам удалось договориться. Все получилось замечательно. И я решил встретиться с вами в связи с этим. — Робби в туманных выражениях напомнил Школьнику об иске водителя грузовика, пострадавшего в аварии из-за отказа тормозов. Судья принялся вспоминать. Наконец он решительно покачал головой:
— Нет, Робби, это Джиллиан. Судебное предписание составила она. Я получил его в готовом виде. Мы его просто зарегистрировали, и все. Вам бы следовало навестить ее, бедняжку. — Потом Школьник произнес несколько сочувственных слов по поводу отношений судьи Салливан со спиртным. Робби быстро нашелся и пообещал навестить Салливан тоже, но Школьник энергично качал головой. — Нет, заберите это. — Он кивнул на то место, где был спрятан конверт. — Заберите это домой.
— Вот черт! — воскликнул Сеннетт, да так громко, что сидящий за рулем Амари ударил по тормозам и оглянулся посмотреть, что случилось.
Стэн сделал знак продолжать движение, но было поздно. На светофоре загорелся красный свет. Машина с Робби и Школьником удалялась, их изображения на экране сначала заколыхались, а затем потонули в маленьких белых точках, которые телевизионщики называют «снегом». Сорвалась синхронизация. Клекер тщетно вертел ручки. Сеннетт чертыхался и страдальчески взмахивал руками.
Когда Амари снова достиг зоны уверенного приема, Робби и Школьник уже говорили о другом. Похоже, судья забыл о конверте. До самого конца, пока Робби не вышел на углу здания «Лесюэр», Школьник потчевал его еврейскими анекдотами, среди них самым смешным был о крестьянине Янкеле. Дело происходило много лет назад в той стране, откуда приехали сюда их предки. Однажды Янкель отправился на базар купить дойную корову. Подходящих оказалось две. За ту, что привезли из Пинска, просили сто рублей. Но она могла наплодить целое стадо. Другая, из Минска, стоила дешевле, всего десять рублей, но продавец предупредил, что больше одного теленка от нее ожидать нельзя. Янкель хотел сэкономить и купил ту, что из Минска. Приводит он корову к себе в усадьбу, и вскоре радость — быку удалось ее сразу же покрыть, и она родила прекрасного теленочка. А вот потом начались неприятности. Корова не подпускала к себе ни одного быка. Тут же начинала свирепо брыкаться. Расстроенный Янкель решил посоветоваться с мудрым рабби.
— А ваша корова, — поинтересовался рабби, — случайно, не из Минска?
— Да, — ответил Янкель, потрясенный его проницательностью. — Но как вы догадались?
Рабби задумчиво погладил бороду и ответил:
— Моя жена тоже из Минска.
Элф прыснул от смеха, но, посмотрев на Сеннетта, зажал ладонью рот. На федерального прокурора было больно смотреть. После того, как Робби вышел из машины судьи, он потребовал от Макманиса разобраться, какого черта Джо тогда остановился. Сеннетт посидел некоторое время с закрытыми глазами и неожиданно взорвался:
— Это я виноват, я! Все случилось из-за меня!
Будучи знакомым со Стэном более тридцати лет, я не удивлялся. К себе он предъявлял гораздо более жесткие требования, чем к другим. Пройдет много дней, прежде чем Стэн оправится после такого провала. Федеральный прокурор, застывший на узком сиденье, оказался сейчас в положении самом для него унизительном. Его все жалели.
Сначала Робби отправился к себе в офис, и Ивон пришлось подождать его у Макманиса. Они сидела в конференц-зале, не зная, чем заняться, когда спецагент Ширли Нейгл, кудрявая сорокасемилетняя женщина, исполняющая роль секретарши, зашла сказать, что Ивон просит к телефону Джим. Он говорил по защищенной от прослушивания линии из аппаратного фургончика.
— Все сложилось неудачно. Движение было напряженное. Амари отстал от машины Школьника, и, чтобы приблизиться на нужное расстояние, потребовалось время. Сейчас камера выключена. Мы просмотрели запись. Надеялись, что удалось зафиксировать, как Школьник извлекает конверт из щели между сиденьями, но ничего не получилось. Может быть, он его еще не достал или… — Джим на мгновение замолчал. — В общем, об этом Фивору не сообщайте. И перед тем как отключить аппаратуру, попросите его детально описать все, что происходило в машине судьи. Затем тщательно его обыщите. Если он заявит, что Школьник взял деньги, это будет нашим единственным косвенным доказательством.
Робби появился в конференц-зале буквально через несколько секунд. Ивон спросила, как прошла встреча. Он показал два больших пальца, мол, все нормально, и мотнул головой назад, напоминая, что пленка еще крутится. Согласно инструкции, которую Робби выполнял неохотно, во время записи следовало избегать праздных разговоров, поскольку на перекрестном допросе в суде даже самое безобидное, на первый взгляд, замечание может сыграть против него.