— Позвони Дикермену. Скажи, что дело открыто снова и нам нужен срочный ответ. Но Артуру я должна сообщить все немедленно. Чем дольше будем медлить, тем громче он будет возмущаться сокрытием благоприятных для него сведений. У Артура есть несколько дней, чтобы подать в апелляционный суд последнее ходатайство о пересмотре дела. Я хочу иметь возможность сказать, что мы предоставили ему эти сведения тут же, едва увидели какую-то связь с событиями, окружающими те убийства. Таким образом, он сделает заключительную попытку, и тогда суд сможет ответить ему, что они рассмотрели все и приняли окончательное решение.
— Черт возьми, Мюриэл.
— Ларри, это последний барьер.
— Тьфу ты, — произнес он, — сколько раз нам нужно выигрывать это проклятое дело? Иногда мне хочется поехать в Редьярд и самому застрелить Ромми, чтобы покончить со всей этой ерундой.
— Может быть, тут наша вина. Может, нас кое-что удерживает от того, чтобы покончить с ней. — Мюриэл, разумеется, знала, какое это «кое-что». Знал и Ларри, но, казалось, это было частью той самой ерунды, которой он хотел положить конец. Подойдя поближе, Мюриэл положила руку ему на плечо. — Ларри, положись на меня. Все будет отлично.
Однако это как раз и подтверждало его точку зрения. Дело никогда не велось о жертве, подсудимом или хотя бы о случившемся. Для полицейского, обвинителя, адвоката, судьи оно всегда было о себе. В данном случае о них. Отвернувшись от нее, Старчек стиснул зубы в досаде.
— Право же, Ларри, — сказала она. — Если ты ничего не хотел предпринимать по этому поводу, зачем пошел к Айку? Зачем трудился звонить мне?
Он опустил взгляд, но в конце концов поднял руку и хлопнул ее по ладони в знак согласия. Соприкосновение, даже столь мимолетное, напомнило ей всю историю их отношений. Она преданно посмотрела на него, в ее взгляде сквозило понимание утраты и ушедшего времени. Потом снова стиснула его плечо и с большой неохотой разжала руку. Секунду спустя, взглянув на нее, Мюриэл хихикнула.
— Что такое? — спросил Ларри.
Она показала ему ладонь, побелевшую от пыли на его комбинезоне.
— Ларри, ты оставил напоминание о себе.
— Вот как?
— Соляной столп, — сказала Мюриэл.
Старчек отвел взгляд, вспоминая, откуда это.
— А что плохого сделала та женщина?
— Оглянулась, — ответила Мюриэл с кривой улыбкой.
— Угу.
Мюриэл, хоть и обещала себе в Атланте первой не переступать границу, понимала, что не остановится. Не важно, в чем заключалась причина — в памяти о прошлом, романтичности, чувственности, — ей был нужен Ларри. Какую бы струну он ни затрагивал, этого не удавалось сделать больше никому. Десять лет назад она не понимала этого, но тогда их отношения представляли для нее главным образом понимание своей силы. В этом смысле они были неповторимыми. Ларри знал ее основные достоинства и в отличие от Рода и Толмиджа не относился к ним эгоистически. Он хотел только мира на их собственных условиях, подлинной дружбы, практичной, но не бессердечной, равноправной. Много лет назад она отвергла замечательную возможность и, сознавая это, хотела увериться, что теперь нет никакой надежды. Она подняла ладонь.
— Ларри, таким образом Бог не велит мне давать волю рукам?
— Не знаю, Мюриэл. Я не общаюсь с ним напрямую.
— Но тебе хочется этого, так ведь? Чтобы прошлое оставалось прошлым?
Он долго молчал.
— Сказать по правде, не знаю, чего хочу. Знаю только одно. У меня нет желания возвращаться на грань самоубийства.
— И как это понимать? Ты говоришь «нет»?
Он слабо улыбнулся.
— Мужчинам говорить «нет» не положено.
— Ларри, это самое обыкновенное слово.
Мюриэл снова посмотрела на ладонь. Светлая пыль пристала к выступающим местам, оставив складки чистыми. Линия любви и линия жизни, на которые смотрят гадалки, были четкими, как реки на карте. Потом она подняла руку и нашла то место на его плече, где остался ее отпечаток.
* * *
Мысль, что он способен устоять, промелькнула в сознании Ларри бесследно. Главной чертой Мюриэл была способность добиваться своего. И, как всегда, у нее имелось преимущество перед ним. Зачем было звонить, спросила она, если он ничего от нее не хочет? Он сам привез ее сюда. И теперь Мюриэл взяла на себя инициативу. Маленькая, бесстрашная, она поднялась на носки, положила руку ему на плечо, а другой нежно коснулась щеки и притянула его к себе.
Тут в их действиях появились отчаяние и быстрота пытающейся вылететь из клетки птицы. Бессмысленных метаний и биения крыльями. В этом пылу плоть Мюриэл была соленой, потом появился запах крови, который Ларри не сразу распознал. Сердце его испуганно колотилось, в результате все кончилось гораздо быстрее, чем ему хотелось бы. Неожиданно. С грязными следами. У Мюриэл начиналась или кончалась менструация, и она так спешила принять Ларри в себя, словно боялась, что он может передумать.
Мюриэл под конец находилась сверху и потом прижалась к нему, будто к скале. Ощущение ее тела на нем было гораздо приятнее, чем все остальное. Ларри повел руками и с болью в сердце обнаружил, как хорошо все сохранилось в памяти: рельефные позвонки на спине, ребра, выступающие, словно клавиши пианино, округлость зада, который он считал самой привлекательной частью ее фигуры. С того времени, как они расстались, он плакал всего раз — когда скончался его дедушка, колесник-иммигрант. Ларри был ошеломлен мыслью, насколько тяжелее была бы жизнь двадцати трех детей и внуков старика, если бы он не набрался смелости приехать в Штаты. Этот образец мужества не позволял Ларри оплакивать теперь свою судьбу. Но самым надежным спасением служил юмор.
— Как я объясню своим рабочим, почему приходится чистить совершенно новый ковер?
— Потребуй возмещения урона, — ответила Мюриэл. Ее маленькое лицо было задрано перед ним. Скрепляющую воротник брошку она впопыхах не сняла, и платье с расстегнутыми пуговицами ниспадало с нее подобно плащу. Плечи ее покрывала тонкая черная ткань в горошек, обнаженные руки держали его пониже шеи.
— Сожалеешь об этом? — спросила она.
— Пока не знаю. Может, и пожалею.
— Не надо.
— Мюриэл, ты сильнее меня.
— Уже нет.
— Какое там, нет. По крайней мере способна постоянно наступать. У меня с тобой это не получится.
— Ларри. Не думаешь ты, что я упустила тебя?
— Сознательно?
— Оставь, Ларри.
— Я серьезно. Ты не позволяешь себе оглядываться на прошлое. До тебя только сейчас доходит.
— Ты о чем?
— Тебе нужно было выйти за меня.
Темные глаза Мюриэл были неподвижны; крылья маленького носа, усеянного крохотными летними веснушками, раздувались. Они неотрывно смотрели друг на друга с расстояния всего в несколько дюймов, пока Ларри не почувствовал, что сила его убежденности начинает брать верх над ней. Он видел, что Мюриэл уже поняла его правоту. Но как было ей возвращаться домой, признав это откровенно? И все же Ларри уловил что-то вроде подтверждения в ее глазах перед тем, как она снова опустила голову ему на грудь.