– И что, испугался он?

– А знаешь, и правда испугался. – Уржумов словно только сейчас это понял и удивился. – Заморгал, даже растерялся вроде… Или нет? Снова сказал своим ледяным голосом: «Спасибо, наверное, мы обойдемся своими силами». На него мне плевать, но Елену я сердить не хочу. Потому я постарался все в шутку обратить и всучил ему пакет. Он, гаденыш, вежливо так сказал: «Благодарю вас, господин подпоручик».

* * *

Это все произошло в первый день пребывания Дмитрия в Новороссийске. За минувшие четыре дня он несколько раз встречал Елену, здоровался, каждый раз хотел спросить, не нужна ли помощь, но каждый раз терялся, ругал себя. Вот так же, как и теперь, когда она вышла на крыльцо, а он, не найдя слов, снова шел мимо. Но вдруг девушка негромко окликнула:

– Простите… Дмитрий… Ваша фамилия Кандауров?

Признаться, он ожидал, что она сама его окликнет. Каждый раз, проходя мимо Елены, ждал… Теперь, обернувшись, быстро подошел к ней.

– Да, – произнес. – Кандауров. Вам Виктор сказал?

– Нет. – Она смотрела ему прямо в глаза. – Не он. Другой человек.

Митя не успел удивиться, как она тут же продолжила:

– Давайте зайдем в дом. Но сначала скажите, ваш товарищ, он где?

– Его еще нет, – растерянно протянул он.

Тогда девушка распахнула дверь, кивнула:

– Пойдемте.

И отступила, пропуская его.

16

Маленькую темную прихожую Митя пересек в два шага. В комнате его встретил брат Елены.

– Я Всеволод, вы, наверное, знаете.

Митя кивнул, улыбнувшись. Теперь, близко видя юношу, он поразился его сходству с сестрой. Такие же серые глаза под темными ресницами, светло-русые густые волосы, черты лица четкие и нежные.

– Вас ожидают, пойдемте со мной.

Парнишка указал на дверь в соседнюю комнату. Не понимая, Митя оглянулся на девушку: она смотрела приветливо, одобряюще. Он пошел за Всеволодом.

В небольшой комнате на кровати у окна лежал мужчина, накрытый клетчатым пледом. Пока Митя, растерянно остановившись, всматривался в него, тот с трудом приподнялся на локте. Плед соскользнул, обнажив перевязанные грудь и плечо, наброшенная рубаха не закрывала бинтов. Он помотал лохматой головой, сказал весело:

– Что, друг Митяй, я так сильно изменился, что не узнаешь? А я тебя сразу узнал.

«Раненый подпольщик! – в первое мгновение подумал Митя. – Тот, о ком Уржумов говорил…» И только потом до него дошли слова и голос… Небритый, заросший, изможденный, но перед ним лежал Коля Кожевников – все такой же синеглазый богатырь-сибиряк. Тот, с которым он подружился в Харькове, в госпитале, долгих четыре года назад! Митя рванулся к нему, наклонился, обнял…

– Тише, тише, – услышал голос Елены, – у него раны еще не зажили.

– Коля, – Дмитрий присел на край кровати, держа друга за руку, – тебя контрразведка разыскивает. Ведь ты руководитель большевистского подполья?

– Что значит сыщик! – Николай с наигранным изумлением посмотрел на брата и сестру, стоящих рядом. – Только глянул и уже все знает!

– Мне Уржумов рассказал об этом и предположил, что раненый подпольщик может прятаться здесь.

– Серьезный человек этот Уржумов, – покачал головой Николай.

Но его оборвала Елена. Положив руку Мите на плечо, она тревожно воскликнула:

– Да, он говорил брату! И с того дня мы живем в таком напряжении… Откуда он может знать?

– Но подождите! – Митя встал, оглядел всех, попытался успокоить: – Он сказал это шутя, не понравился ему тон Всеволода. Вроде как отплатить ему хотел. Не конкретно, уверяю вас, а так… к слову.

Елена помолчала, потом, вздохнув прерывисто, задумчиво произнесла:

– И все же… Это не такой человек, чтоб говорить просто так. Это очень опасный человек.

Митя улыбнулся. Его сильно обрадовала неприязнь в голосе девушки, но все-таки надо было защитить товарища:

– Я знаю Виктора давно, а вы – совсем немного. Он человек рациональный, у него есть некоторые качества не очень хорошие. Но Виктор не подлец.

Елена подняла на него взгляд, и Митя замер, задохнулся. Она смотрела на него ласково и упрекающе, как на неразумного ребенка. Сказала мягко:

– Можно знать человека долго и не понимать его. А можно сразу увидеть, всю его натуру… Но, может, вы правы: откуда ему знать? Сказал ради красного словца.

И воскликнула совсем другим тоном:

– Давайте пить чай! Лодя, принеси, пожалуйста, поднос, там все готово.

Митя мимоходом отметил, как Елена назвала брата. Лодя. Что-то мелькнуло в памяти, что-то он слыхал… Но тут же забыл. Николай Кожевников, надо же! Заглядывая в глаза друга, спросил:

– Значит, ты большевик? Как же это, помню, ты говорил, что твой отец промышленник, богатый человек. Ты что же, против него?

– А ты, значит, по другую сторону? – тоже спросил Николай, кивнув на форменную фуражку, которую Митя, войдя в комнату, держал в руках и которую уронил на пол, обнимая друга. – И что, ты думаешь, можно вернуть старую жизнь, такую, как была?

– Теперь я так не думаю, – тихо сказал Митя.

– Значит, друг мой, надо строить новую жизнь… А отец умер. Но перед этим успел разориться. Помнишь, я рассказывал, как брат мой Паша наложил на себя руки? А я из дому ушел. Вот отец понял, что кругом он виноват. Охладел ко всему, болеть стал… Так что я, можно сказать, чистый пролетарий. На фронте в окопах всего нагляделся. Меня в подпрапорщики произвели, да я все равно чувствовал себя солдатом. Вошел в солдатский совет – так и пошло…

– Молодые люди, – оборвала их Елена, о которой они почти забыли, – давайте продолжим беседу за чаем. Дмитрий, помогите подвинуть столик к постели.

Так она это просто сказала, словно давно они были знакомы и давно дружили. Митя вскочил и сам передвинул небольшой квадратный стол так, чтоб было удобно Николаю. Всеволод расставил чашки, чайник и тарелку с оладьями. Похвалился:

– Алена испекла.

За долгие последние месяцы Митя впервые был счастлив. Николай стал рассказывать о том, как в городе Харькове лежал после ранения в госпитале, как познакомился с Дмитрием.

– Я его сыщиком не зря назвал, он и есть сыщик, да-да! – сказал, обращаясь к Елене и Всеволоду. – Такое тогда, в шестнадцатом году, интересное дело расследовал. А зацепка-то была почти незаметная, но он за нее ухватился, потянул…

– И что, вытащил?

Елена улыбнулась Мите, но теперь он не смутился. То чувство непонятного родства, которое он испытал при первой встрече, теперь стало реальным, ощутимым. Хотя все равно непонятным до конца…

– А вытащил наш Дмитрий самого немецкого резидента! Вот как!