Я разрешаю приобщить к делу записку, найденную в ее сумочке, где были записаны инструкции Эдгара. В уголке бумажки — пятно ржаво-коричневого цвета — засохшая кровь. Этот вещдок мне подают в полиэтиленовом файле. На листке из отрывного блокнота неровными линиями нарисована схема улиц и написаны слова: «Хардкор. Орделл Трент. 6.15». В конце концов, исходя из того, что свидетелю разрешается давать показания относительно своего психического состояния, я разрешаю Эдгару объяснить, почему он попросил Джун встретиться с Хардкором, несмотря на то что ему нельзя передавать содержание разговора с ней.
— Я полагал, — говорит Эдгар, — что она осознает потенциальное значение встречи с Хардкором и поймет, что очень важно, чтобы кто-то увиделся с ним лично.
— А почему вы считали, что это очень важно?
— Я не хотел оскорблять его, — отвечает Эдгар, стараясь держать себя в руках.
— Утром седьмого сентября вы увиделись с миссис Эдгар примерно в половине шестого и больше ее не видели? То есть это была ваша последняя встреча?
— Последняя.
Томми делает паузу, чтобы аудитория как следует прониклась трагизмом ситуации.
— Хорошо, а теперь я хотел бы выяснить следующее: в тот день, седьмого сентября, вас допрашивал детектив-лейтенант Монтегю. Вы помните беседу с ним?
— Да, помню.
— И, сэр… — Томми кладет файл на стол и скрещивает на груди руки. — Вы были до конца откровенны с лейтенантом Монтегю, когда разговаривали с ним? В чем именно вы были с ним не до конца откровенны?
Хоби возражает.
— Мистер Мольто выражает недоверие к собственному свидетелю, — говорит он.
Вот уже сорок лет, как адвокатам и обвинителям в этой стране разрешается подвергать сомнению достоверность показаний собственных свидетелей. Хоби прекрасно знает об этом. Он просто хочет сбить Мольто с набранного темпа, и я жестом показываю ему, чтобы сел, поскольку его возражение в данном случае совершенно необоснованно.
— Он спросил меня, знаю ли я, с какой целью Джун отправилась на Грей-стрит… И сначала я ответил ему, что мне об этом ничего не известно.
— А почему вы дали такой ответ?
Хоби опять заявляет протест. Теперь он реабилитирует своего собственного свидетеля.
— Вы намереваетесь подвергнуть свидетеля перекрестному допросу на эту тему, мистер Таттл?
Хоби отводит взгляд в сторону. Он ищет зацепку и никак не может найти.
— Разумеется, — произносит он наконец.
— Тогда вы можете выслушать полный реабилитирующий ответ. Продолжайте, доктор Эдгар.
— Мне очень не хотелось раскрывать свою политическую связь с Хардкором. Я осознавал, что отношение к этому будет весьма противоречивым. И я не думал, что это имеет какое-либо отношение к смерти Джун.
У меня нет сомнений, что Мольто подробно обсуждал со свидетелем ответ на этот вопрос, однако он очень удачный. Политическое самосохранение, говорит Эдгар. Он не хотел, чтобы его имя публично связывали с «УЧС». Однако в какой бы красивой упаковке это ни преподносилось, здесь впервые узнается Эдгар той, прежней, поры. Он был всегда способен принять холодное, расчетливое решение. Так и теперь. Джун мертва, ей все равно уже ничем не поможешь, так зачем пачкать свою репутацию?
Томми прохаживается некоторое время в молчании, устремив взгляд вниз.
— Сенатор, разрешите мне затронуть одну из последних тем. Я уверен, что мистер Таттл все равно поднимет ее. Насколько мне известно, вы сказали полиции, что вам не известны мотивы, которые могли бы побудить вашего сына причинить вам какой-либо вред. Это верно?
— Такова моя точка зрения.
Томми ритмично кивает так, словно ответ его полностью удовлетворяет.
— Сенатор, позвольте мне еще раз вернуться к вашей встрече с лидерами группировки организованной преступности в лимузине. Вы проинформировали вашего сына, что собираетесь предложить Ти-Року и Хардкору придать их деятельности политический характер…
— Он заявил, что я ничего не упоминал об этом. Как я уже сказал, я достаточно часто обсуждал с ним эту тему за последние годы, однако нужно думать, что он оказался менее внимательным, чем мне хотелось бы.
— Впоследствии он говорил вам, что ваше намерение оказалось для него совершенно неожиданным?
— Да, говорил.
— И каково было его эмоциональное состояние, когда он сказал вам это?
— Он был вне себя.
— Вы не можете припомнить, что он сказал?
Эдгар немного напрягается. Очевидно, эта линия у них с Томми не была обговорена заранее.
— Он сказал, что я использую Хардкора. Это я помню точно.
— Вы вступили с сыном в спор?
— У нас с Нилом всегда бывали моменты разногласий. Там, на улице, между нами произошел довольно возбужденный обмен мнениями, но через день-другой мы оба успокоились.
— Но в тот момент он очень рассердился на вас?
— Сначала.
— Сначала, — повторяет Томми.
Хоби перестал делать пометки в блокноте и теперь напряженно наблюдает за Мольто. Похоже, не только для Эдгара, но и для него такой поворот в допросе оказался неожиданным. Нил, сидящий рядом с ним, опустил голову и уставился на свои руки, играющие с резинкой для бумаг. Трудно определить, слушает ли он вообще.
— Хорошо. Сенатор, вы сказали нам, что с Хардкором вас познакомил Нил. Правильно?
— Да.
— А чья была идея?
— Думаю, моя. Как-то раз мы с Нилом завели разговор о его профессиональной деятельности, о том, чем ему приходится заниматься. Я интересовался его успехами, короче говоря, обычный разговор между отцом и сыном. И тогда он упомянул об озабоченности по поводу условно-досрочного освобождения Кан-Эля. Я сказал: «Нил, а почему ему не поговорить со мной? Вдруг я смогу помочь?» Что-то в этом роде.
— И как он отреагировал на это предложение?
— Я уже не помню.
— Вы поднимали эту тему снова?
Эдгар смотрит в потолок.
— Думаю, что да.
— Значит, вы не один раз высказывали предположение, что было бы неплохо встретиться с Хардкором?
— Да. Наверняка так оно и было. У меня своя теория насчет организованной преступности. Я уже упомянул о ней в предыдущих показаниях.
Томми делает шаг в сторону свидетеля.
— Нил часто разговаривал с вами о своей работе?
— Все время. Как я уже говорил, эта тема интересовала меня.
— Нил говорил вам, что он попросил передать ему все дела по Грей-стрит?
— О да.
— Вы, случайно, не припомните, сенатор, не вы ли предложили ему объединить в своих руках все пробационные дела?