Законы отцов наших | Страница: 133

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— В самом деле? Когда ты поступила? Я даже представить себе не мог, что тебе взбредет в голову такая идея.

— Вдобавок я подала заявление в отряд астронавтов.

— Шутишь?

— Нет, я хотела побывать на других планетах. На Венере, на Марсе. Я говорю совершенно серьезно. Я была уверена, что межпланетные полеты не за горами. И вот теперь мне становится как-то не по себе, когда я думаю, что мне так никогда и не удастся побывать там. А ведь мне казалось, что это вполне реально.

Почему же все изменилось? Когда мне было двадцать два года, судьба казалась единственной и уже предопределенной. И вдруг все исчезло, улетучилось. Зато явилось желание, необходимость стать матерью, оставить после себя на Земле еще одного представителя человеческого рода и все, что сопутствует этому — дом и другие вещи, работа, поглотившая и свободное время, и мысли. Так бывает с каждым. Однако разве я когда-либо прощалась с той девушкой в космосе, которая собиралась совершить нечто, захватывающее дух, оказаться за миллион миль от своей матери? Впрочем, это не имеет значения, думаю я. Сейчас я пойду домой, а не полечу к звездам.

Сет обнимает меня, когда я одеваюсь. Нелепая пародия. Он считает, что ему обязательно нужно притвориться, будто он ни за что не отпустит меня. Затем все быстро становится на свои места, и, когда я собираю вещи, он уже ждет у двери. И вдруг будущее протягивает к нам свои щупальца. Нужно сделать следующий ход. Я приглашаю Сета к нам завтра на обед. Никки будет в восторге. Затем он обнимает меня еще раз, напоследок. И я, находясь почти в полном беспамятстве от усталости, к своему ужасу, ощущаю внезапный прилив страсти, и не только моей собственной, но и его тоже.

— И как ты чувствуешь себя теперь? — спрашивает он, выпуская наконец меня из своих объятий.

На размышления мне хватает одной секунды. Я отвечаю:

— Лучше, чем я думала до этого.

Он улыбается. О Боже, он улыбается!

— Класс! — говорит он.

Я закрываю за собой дверь.

4 мая 1970 г. Сет

Я хотел позвонить отцу и получить разъяснения, однако Эдгар сказал, что в этом нет никакого смысла.

— Он все равно будет все отрицать, — пояснил Эдгар. — В любом случае. Если он обратился в ФБР, эти ребята уже проинструктировали его.

— Он никогда бы не обратился к ним за помощью.

Нечто подобное я твердил им с самого начала, но теперь даже мне пришлось признать некоторую вероятность того, что мой отец в отчаянии то ли из-за возможной потери такой огромной суммы денег, то ли из-за опасности, якобы угрожавшей мне, мог решиться на столь нехарактерный для него поступок. Однако, поразмыслив, я все же решил, что это скорее роковое стечение каких-то неизвестных нам обстоятельств.

— Так откуда же ветер дует, Сет? — спросил у меня Эдгар. — Откуда у ФБР эти сведения? Похоже, они думают, что вас похитили. Наверное, вы все же рассказали кому-нибудь. Люси? — предположил он. — Что ей известно?

Как Джун, так и он были неприятно поражены тем, что я решил взять попутчицу. С их точки зрения, это свидетельствовало о слабой дисциплине. Ведь я изменил первоначальный план, поддавшись слепой прихоти. Впрочем, у них все равно не было иного выбора, как принять мои условия. Я вполне искренне твердил, что Люси ничего не известно.

— Так кто же? — спросил Эдгар.

Он буравил меня недоверчивым, пристальным взглядом. При слабом свете, исходившем от маломощной лампы, лицо Эдгара приобрело оттенок болезненной желтизны. Я, понурившись, сидел на кровати и взвешивал факты.

— Может быть, все дело в том, что я не явился на призывной пункт. Наверное, они уже начали меня искать.

Ведь нельзя было исключить возможности того, что я на особой заметке у властей из-за активного участия в антивоенных акциях и обращениях саботировать призыв в армию. Возможно, кто-то из стукачей системы селекционного призыва донес о моем плане бежать в Канаду, и Бюро решило принять меры. Однако такой вариант никому из нас не показался убедительным.

— Я уже трижды прокрутил в голове разговор с Майклом, — сказал Эдгар. — Он позвонил мне, так как у него возникли опасения, что с вами случилась какая-то очень неприятная история.

Майкл мог, конечно, истолковать что-то не так. Существовали и другие возможности. В памяти всплыл субботний разговор с Грэмом. Я сказал ему достаточно, чтобы он понял: я знаю о взрыве в Центре прикладных исследований больше, чем говорю. У Грэма могли быть связи в правоохранительных структурах. Это вполне соответствовало бы его многомерному восприятию мира, концепции жизни за рамками условных граней. Однако в действительности теперь, когда я сидел, обхватив голову руками, и лихорадочно думал, меня беспокоила совсем другая перспектива.

— Ну? — В голосе Джун звучала почти неприкрытая холодная враждебность.

Что-то насторожило ее. Возможно, она уловила что-то в моих глазах. Эдгар тоже не сводил с меня взгляда.

— Проклятие! — произнес он. — Он что-то скрывает от нас, и это в такой сложный момент. О Боже! Боже! Мы по уши в дерьме! Как вы могли проболтаться, Сет?

Когда я пересказал им содержание своего разговора с Сонни, Эдгар застонал и схватился за голову, а Джун сморщилась, как от зубной боли.

— Послушайте, но ведь я ни единым словом не упомянул вас. Я не посвятил ее в наш план. Сонни просто хотела знать, как я обошелся с родителями. Ну я и сказал ей только одно слово, понимаете? Я сказал: «Киднеппинг». Но она здесь ни при чем. Это немыслимо. Она никогда бы не заложила меня. Черт возьми, да ведь ее мать — Зора Микловски. Сонни с детства пугали ФБР.

— Половина бывших коммунистов сейчас пашут на Бюро, — сказал Эдгар. — Компартия в этой стране плотно нашпигована гуверовскими ищейками.

— Только не Сонни.

Эдгар напрочь отверг все мои возражения. И его сомнения, разумеется, проделали пусть и небольшую, но все же брешь в моем доверии к Сонни. Может быть, я испугал ее своим предстоящим отъездом в столь далекие края. Может быть, она сделала это, потому что считала, что так будет для меня лучше.

Эдгар между тем принялся ходить по комнате, время от времени перебрасываясь с Джун короткими фразами.

— Вряд ли мы сейчас что-либо проясним, — проговорил он наконец. — Ничего определенного пока сказать нельзя. Возможно, это ваши родители. А может быть, Сонни или кто-нибудь еще. Или призывная комиссия. Однако если предположить худший вариант, — продолжил он, — тогда ФБР будет поджидать вас, когда вы придете забирать деньги. Как только они удостоверятся в отсутствии взрывного устройства или в том, что таковое дезактивировано, вас схватят.

Эдгар описывал этот сценарий с некоторым презрением, которое, как я был уверен, вызывала у него предсказуемость действий полиции. Наверняка на этот счет в Красной книжечке имелась какая-нибудь инструкция. Например, чтобы успешно бороться с врагом, нужно знать его тактику, или что-нибудь в том же духе. Тем временем я обдумывал его слова. Я пытался успокоиться, призывал себя не впадать в панику и трезво анализировать случившееся. Передо мной почему-то маячил образ Хоби, сидящего на полу у стены в обшарпанной дыре, похожей на шахматную доску, его отечное лицо с красными глазами. В сознание все больше проникало чувство вины за необдуманные слова, сказанные Сонни. Я был обязан найти способ выкрутиться из положения, в которое попал по собственной же вине.