– Возможно, Салли возмутило вовсе не то, что Дейрдре распространяла небылицы, а то, что ей удалось раскрыть страшную правду, которую Салли хотела бы утаить.
– Возможно, – сказал Джек.
– Особенно если она пользовалась полной поддержкой Мейсона Радски, – добавила Келси.
Они посмотрели друг другу в глаза, размышляя над сказанным.
– Будь эта книга напичкана небылицами или маленькими обрывками грязной правды, ясно одно, – промолвил Джек.
– Что?
Откинувшись на спинку стула, он пробежал взглядом по окнам магазина и по стене, заставленной книгами.
– Хотелось бы узнать, что написала Дейрдре Мидоуз.
– Мне тоже.
– Я хочу знать это почти так же сильно, как и то, о чем вы на самом деле разговаривали с Мартином по телефону.
– Что?!
– Что такое ты сказала, что заставило его заподозрить, будто у нас с тобой бывают любовные свидания?
Келси покраснела и опустила глаза.
– Глупый мальчик. Тебе этого никогда не говорили? Интересуйся загадками, которые можешь отгадать.
– Неразрешимых загадок не существует. Просто одни интереснее других.
Келси поднесла свою чашку к губам и молча смотрела поверх нее.
– Согласна?
Никакого ответа. Но и глаз она не отвела.
– Ты знаешь, что тебе не удастся постоянно игнорировать меня.
Снова молчание, но Джек догадывался, что за этой кофейной чашкой скрывается лукавая улыбка.
– О да, – улыбнулся Джек, – теперь это становится забавным.
На слушании дела в суде утром во вторник Джек постоянно чувствовал, что на него направлен взгляд помощника прокурора штата Мейсона Радски, похожий на луч лазера. Радски был явно недоволен тем, что ему пришлось выступать в качестве свидетеля. Его недовольство усилилось, когда дело дошло до его перекрестного допроса адвокатом по уголовным делам.
Джеку вовсе не хотелось помериться силами с аппаратом прокурора штата, но этот аппарат устроил ему настоящую обструкцию. После того как они с Келси в начале вечера в пятницу покинули магазин «Только книги», Джек позвонил Дейрдре Мидоуз и спросил о ее книге. Говорить об этом та отказалась. Утром следующего понедельника Джек посетил Радски и сообщил ему, что Дейрдре хвалилась хозяину «Только книги» тем, что прокурор «в полной мере сотрудничал» с ней. Радски отказался подтвердить это утверждение, но и не опроверг его. И на каждый вопрос, который задавал Джек, он отвечал одной и той же деланной улыбкой и панибратски похлопывал Джека по плечу. «Весьма сожалею, но следствие по делу об убийстве дочери Салли Феннинг еще не закончено и эту тему я обсуждать не могу».
Джек был не из тех, кого устраивали ответы типа «это ваша проблема». Если журналистка не хочет рассказать ему о содержании своей книги, а прокурор отказывается допускать его к следственному архиву, то он добьется этого не мытьем, так катаньем. Джек подал иск в рамках закона «Об открытости правительства», который представлял собой более широкий вариант закона «О доступности информации». Этот закон был принят для того, чтобы государственное управление велось «при солнечном освещении», и это открыло бы доступ общественности к архивным материалам правительства. Закон распространялся на все уголовные дела, за исключением тех, по которым все еще велись активные следственные мероприятия. Еще будучи прокурором, Джек хорошо усвоил тот факт, что судьи смотрели сквозь пальцы на прокуроров, пытавшихся обойти закон под предлогом того, что следствие по давно забытым делам все еще активно ведется.
Джек подошел к свидетелю. В старом зале заседаний суда, напоминающем пещеру, стояла необычная тишина; с общественной галереи не доносилось ни обычного покашливания, ни шарканья ног. Заседание было закрытым, по крайней мере до тех пор, пока суд не решит, что архивные документы могут стать достоянием гласности.
– Доброе утро, мистер Радски.
– Доброе утро.
Радски, прокурор-карьерист, относился к своей работе, равно как и к своей собственной персоне, с полной серьезностью. У него была слишком большая голова, а когда он начинал сердиться, его лицо багровело так, будто он слишком туго натянул на шее галстук-бабочку. Джек еще не задал ни одного вопроса, а лицо прокурора уже обрело свекольный цвет.
– Мистер Радски, вы были помощником прокурора штата, которому пять лет назад было поручено вести дело об убийстве дочери Салли Феннинг, не так ли?
– Да, это так.
– Занимаетесь ли вы также и убийством самой Салли Феннинг?
– Нет, эту группу возглавляет Патриция Комптон. – Радски кивнул в сторону женщины, сидящей в другом конце зала. В рамках этого слушания Комптон выступала в качестве его адвоката.
– Вы входите в эту группу?
– Нет.
– Почему «нет»?
– Возражаю, – заявила Комптон. – Судья, какое отношение имеет состав следственной группы, занимающейся совершенно другим расследованием, к вопросу о том, ведется ли сейчас активно расследование убийства дочери Салли Феннинг?
– Возражение принимается.
– Позвольте мне сформулировать вопрос иначе. Мистер Радски, связано ли то, что вы не входите в группу, ведущую расследование по делу об убийстве Салли Феннинг, с тем, что вы названы наследником в ее завещании?
– То же самое возражение.
– Я отклоняю это возражение. Свидетель, отвечайте.
– Не знаю, – ответил Радски. – Формирование состава группы – это не по моей части.
– Что связывало вас с миссис Феннинг помимо того, что вы были обвинителем по делу об убийстве Кэтрин, ее дочери?
– Ничего.
– Удивились ли вы, узнав, что являетесь наследником по завещанию Салли Феннинг?
– Разумеется.
– Можете ли вы назвать какую-нибудь иную причину включения вас в список наследников, кроме той, что вы занимались этим делом в качестве обвинителя?
– У меня нет никакого предположения.
– Удовлетворяло ли Салли Феннинг то, как вы вели следствие по этому делу?
– Возражение. – Комптон снова встала. – Это уводит дело в сторону.
– Принимается. Я дал вам, мистер Свайтек, некоторую свободу действий, но, пожалуйста, не злоупотребляйте ею.
– Да, судья. Позвольте мне поставить вопрос более конкретно. Мистер Радски, за убийство дочери Салли Феннинг так никто и не был осужден, верно?
– Да.
– Никому даже не было предъявлено обвинение?
– Да.
– Вы так и не просили большое следственное жюри о вынесении обвинительного акта?
– Да, я не просил об этом.