Мы с Нико потратили несколько часов, чтобы подготовить ее к даче показаний, но, кажется, безрезультатно.
В суде потерпевшая смотрелась неприглядно: неряшливая располневшая особа в помятом тесном платье, без умолку бормотавшая о том, какой ужас с ней приключился. Ее жалобы были скорее рассчитаны на мужа, сидевшего в первом ряду. Истица изложила совершенно новую версию происшедшего. Это хулиган, вышедший из бара под мухой, спросил, как проехать туда-то. Нико стал вникать в подробности:
– И что же сделал мистер Мак потом, миссис Фаллон?
– Это самое.
– Что именно, мэм?
– Что я говорила.
– Он вступил с вами в половое сношение, миссис Фаллон?
– Ага.
– Он ввел свой половой орган в ваше влагалище?
– Угу.
– Он держал в руке нож?
– Прямо к горлу приставил. Я чуть не померла со страху.
– Понятно, мэм.
Нико собирался было перейти к следующим вопросам, но я подал ему записку.
– Да-да, я упустил из виду, – сказал он. – У него был климакс, мэм?
– Чего-чего?
– У него, спрашиваю, был климакс?
– Нет, сэр. У него был «форд-ферлейн».
Делягарди даже не улыбнулся, однако судья Фаррагут так расхохотался, что нагнулся под стол, и один из заседателей буквально сполз со стула. Нико по-прежнему стоял как истукан и даже глазом не моргнул.
– Когда присяжные вынесли оправдательный вердикт, рассказывал я Сэнди и Джейми, – он поклялся, что никогда не будет выступать в процессе вместе со мной. Сказал, я умышленно внушил присяжным, что дело выеденного яйца не стоит.
Сейчас Нико явно в приподнятом настроении. Спина прямая, как у бравого вояки. Он словно излучает власть. На нем новый темный костюм, в лацкан пиджака вставлена гвоздика. Он ходит взад-вперед, удачно отражая вопросы репортеров и перемежая ответы шутками-прибаутками. Ясное дело, сукин сын получает удовольствие за мой счет. Еще бы, он герой экрана, человек, раскрывший преступление года. Откроешь любую газету штата – всюду его физиономия. На прошлой неделе я видел две статьи, авторы которых высказывали предположение, что Нико дель Ла-Гуарди выставит свою кандидатуру на выборах мэра через два года. Нико прокомментировал публикации подтверждением преданности Болкарро, однако и ежу понятно, откуда утечка информации.
Стерн уверяет меня, что Нико постарается провести процесс справедливо, хотя его общение с прессой выходит за рамки приличий. Но не только он и Мольто дают пищу газетным судам и пересудам. Из полицейского управления тоже идут толки. Нико не ленится сообщать Стерну о ходе следствия, оповещает о новых доказательствах. Именно он уведомил меня о выдвинутом обвинении в убийстве и согласился взять с меня подписку о невыезде. Более того – он не наложил на меня штраф за то, что я своими отговорками препятствовал отправлению правосудия. Повод для штрафа всегда найдется.
Стерн с самого начала предупредил, что я окажусь в трудном положении, если меня обвинят в сокрытии существенных для следствия фактов.
– Расти, присяжные скорее всего поверят, что ты действительно был в тот вечер у Каролины. Об этом тебе надо прямо сказать и не увиливать при собеседовании с дель Ла-Гуарди, Мольто и Лидией Макдугал. Твое распоряжение детективу Липранцеру насчет телефонных звонков из твоего дома тоже весьма серьезная улика.
Стерн говорил это будничным тоном, не вытаскивая сигару из уголка рта. Он действительно кинул на меня быстрый вопросительный взгляд или мне показалось? Он самый дипломатичный человек их тех, кого я знаю. Не стоит ли ему полюбовно договориться с Нико – вот что он спрашивал. За препятствие отправлению правосудия мне дадут от силы три года. Через полтора года меня досрочно освободят. Я снова увижу своего сына мальчишкой. А лет через пять мне удастся снова получить лицензию на юридическую практику.
Нет, я отнюдь не утратил способность взвешивать все «за» и «против». Но я не хочу быть прожектером, не хочу рисковать. Мне нужна моя прежняя жизнь. Не больше, но и не меньше. Не желаю оставаться меченым до конца своих дней. Просить о смягчении приговора – все равно что согласиться на ампутацию здоровой руки, как будто она у меня лишняя.
– Никаких просьб, никаких полюбовных сделок, – сказал я Сэнди.
– Нет, конечно, нет, – быстро согласился он, с недоверием глядя на меня. Он как бы вообще не затрагивал эту тему.
Последующие недели мы исходили из того, что дель Ла-Гуарди включит в обвинение этот сравнительно мягкий пункт. Выпадали даже особо безоблачные дни, когда я представлял, будто обвинение состоит только из этого пункта. Прокурор мог поступить так из тактических соображений: пойти на компромисс с присяжными заседателями, которые видели недоказуемость некоторых фактов. Надежды не оправдались. Дель Ла-Гуарди выдал мне по полной программе.
– Я в последнее время много разговаривал с Нико, – сказал мне Сэнди. – Он хорошо отзывается о вас с Барбарой. Рассказывал, как вы вместе работали, как ты составлял за него заключения, как он вместе с женой проводил вечера с тобой и Барбарой. Мне кажется, он был искренен и, главное, мирно настроен. Что до Мольто – тот фанатик, в любом подследственном видит личного врага. Нико – другое дело. Он глубоко переживает случившееся и считает, что вопрос надо решать по справедливости. У него нет желания губить твою карьеру только потому, что ты был неосторожен. Если ты действительно совершил это убийство, то должен понести заслуженное наказание – таково его мнение. Если нет, тебя оправдают. Полагаю, что это правильный подход.
– Уголовное дело номер 86-1246, – объявляет Элвин, симпатичный молодой негр, секретарь Верховного суда.
Внутри у меня что-то обрывается. Я встаю и в сопровождении Джейми иду к судейскому столу. Только что вошедший судья Мамфри усаживается в кресло. Злые языки цинично утверждают, что Эд Мамфри достиг столь высокого положения только благодаря своей импозантной внешности. Его избрание было данью юристов веку информации. Избиратели, видя результаты голосования, посчитали, что могут спать спокойно. Появление его в зале суда всегда внушительно, как и подобает судьям. Чего стоят благородная седина, зачесанная ото лба на затылок, правильные черты лица и суровый проницательный взгляд. Раза два в год юридические журналы приглашают Эда попозировать для отдела рекламы.
Дель Ла-Гуарди стоит рядом со мной. Мольто – в метре позади него. Насколько хорошо выглядит Нико, настолько же неопрятно – Мольто. Его жилет, сам по себе нелепый в июле, сильно обтягивает живот, рукава рубашки свисают из рукавов пиджака. Волосы не уложены. Желание назвать его прихвостнем прошло. Я смотрю на Нико. Он кивает.
– Привет, Расти.
– Привет, Нико.
Я вижу, что он незаметно протягивает мне руку, но Кемп сильно дергает меня за рукав и встает между нами – для того чтобы мне не сделали замечание, что я общаюсь с обвинителями.