Еще целых шесть минут Сэнди рассказывает о «Деле девяти „Ангелов“» и других моих процессах. Это дольше, чем положено. Нико не осмеливается заявить протест, поскольку Сэнди безропотно выслушал его вступительное слово.
– Расти Сабич – сын югослава-иммигранта, который боролся за свободу своей страны и подвергался преследованиям со стороны нацистов. В 1946 году он приехал в Америку, оплот свободы, справедливости и порядка, где не издеваются над людьми. Что бы подумал Иван Сабич, увидев сегодня своего сына на скамье подсудимых?
Я бы корчился от смеха, если бы Сэнди строжайшим образом приказал мне не проявлять никаких эмоций, что бы он ни говорил. Поэтому я сижу неподвижно, со сложенными на коленях руками и тупо смотрю прямо перед собой.
При любых обстоятельствах я должен сохранять присутствие духа. Сэнди не предупреждал, что собирается потревожить тень моего отца. Даже если мне придется давать показания, упоминать об отце я не буду, и вовсе не потому, что обвинители могут доказать, что Иван Сабич не был борцом за свободу и нацисты его не преследовали.
Сэнди держится весьма достойно. Легкий акцент придает его речи изюминку, а изысканные манеры и педантизм сообщают всем его словам весомость. Он ни полслова не обронил о том, как будет строиться защита и буду ли я давать показания. Все его выступление посвящено изъянам обвинения.
– Ни одной прямой улики, указывающей на какие-либо насильственные действия моего подзащитного, – говорит он, – ни одного доказательства, что Расти Сабич держал в руках орудие убийства. Что же является краеугольным камнем, на котором воздвигнуто шаткое обвинение, выдвинутое против Сабича? Чего только не наговорил мистер дель Ла-Гуарди об отношениях мистера Сабича и мисс Полимус. Но он почему-то обошел тот факт, что они общались как сотрудники, а отнюдь не как любовники – в ходе одного чрезвычайно важного процесса. Мне приходится напомнить ему об этом факте… Леди и джентльмены, взвесьте доказательства истинных отношений мистера Сабича и мисс Полимус. Взвесьте как следует, так как мистер дель Ла-Гуарди пытается доказать то, чего не было. Я буду повторять снова и снова, что все сказанное им ничем не подтверждено. В обвинении одни предположения громоздятся на другие. Я буду повторять снова и снова, что мой подзащитный преступления не совершал…
– Мистер Стерн, по-моему, вы следуете примеру дель Ла-Гуарди, – вежливо прерывает его Ларрен.
Сэнди поворачивается к судье, делает полупоклон.
– Прошу прощения, ваша честь. Да, меня, видимо, вдохновил его пример.
Смешки в публике, смешки среди присяжных, улыбка на лице судьи.
– Нет, я положительно не должен увлекаться, – словно самому себе говорит Сэнди и заключает: – Трудно отделаться от вопроса – почему? Почему убита мисс Полимус – об этом мы, к сожалению, ничего не знаем. Почему против Расти Сабича выдвинуто ложное обвинение? Почему на основании косвенных улик пытаются доказать, что он совершил тяжкое преступление?
Сэнди умолкает. Может быть, он знает ответ. Может быть, нет.
– Почему? – тихо говорит он напоследок.
Куда-то запропастился злополучный стакан. Никак не могут найти его.
Это сообщает нам Нико, как только Стерн, Кемп и я приезжаем в суд. Начинается третий день процесса. Сегодня должны быть вызваны первые свидетели.
– Ну и что же мы будем делать? – спрашивает Сэнди.
– Все перерыли, пока без результата. Он, конечно, найдется, но все равно задержка неприятная.
Дель Ла-Гуарди и Стерн отходят обменяться мнениями. Томми съежился, как побитая собака, и вообще выглядит неважно. Лицо у него пожелтело, и костюм тот же, что и вчера, помятый. Не удивлюсь, если скажут, что он ночевал не дома.
– Как они могли потерять такой важный вещдок? – удивляется Джейми.
– Всякое бывает, – говорю я. – В хранилище вещественных доказательств предметов побольше, чем в ломбарде. На многих нет этикеток, перепутаны номера. Мне самому приходилось разыскивать там ту или иную вещь. К сожалению, Нико прав: стакан найдется.
Сэнди и Нико согласились, что надо известить судью о пропаже до начала заседания. Нико рискует получить от него выволочку, зато избавится от публичного позора. Такие небольшие уступки со стороны Стерна создали ему популярность в прокуратуре. Другой на его месте потребовал бы, чтобы Нико объяснялся с прессой.
Мы входим в приемную судьи. Коррина, его секретарша, смотрит на световой сигнал на телефонном аппарате, ожидая, когда босс закончит очередной разговор. Коррина – приятная полногрудая негритянка, и здешние бездельники постоянно строили догадки насчет ее отношений с Ларреном, пока она не вышла замуж за судебного пристава Перкинса. Что до Ларрена, то его издавна считали дамским угодником. Десять лет назад он развелся с женой, и мне не раз доводилось слышать, как он сидит за «Джеком Дэниелсом» в обществе хорошеньких женщин в каком-нибудь злачном месте на бульваре Бей, который знатоки называют «Улицей золотых снов».
Коррина докладывает Литлу о нашем приходе.
– Милости просим, – говорит она.
Кемп, Нико и Мольто входят в кабинет судьи. Мы с Сэнди подзадержались, чтобы перекинуться парой слов о сегодняшнем заседании. Потом входим в кабинет и мы. Нико уже излагает судье причину нашего прихода. Он и Кемп сидят в креслах перед столом Ларрена, Мольто – поодаль, на диване.
Кабинет Ларрена, судейское святилище, выглядит очень солидно. Одна стена закрыта книжными полками, на которых расставлены тома с тисненными золотом корешками. Это доклады видных юристов штата и отчеты о наиболее громких процессах. Как и положено, у судьи есть своя собственная доска достижений. На ней фотографии Ларрена с известными политиками, преимущественно черными, и большой снимок, на котором он и Реймонд.
– Ваша честь, – говорит Нико, – вчера вечером я узнал это от Томми…
– Вот оно что. А на вчерашнем заседании мне показалось, что вы просто забыли про стакан. Томми, я вам вот что скажу. – Ларрен встает из-за стола, большой, внушительный, в светло-лиловой рубашке с белым воротником и такими же манжетами. – Если вы снова будете пудрить мне мозги, говорить одно и делать другое, я привлеку вас к ответственности. Нико, мы с вами всегда ладили, но с этим человеком, – он тычет пальцем в сторону Томми, – у меня свои счеты.
– Ваша честь, я понимаю. Меня это и самого встревожило. Войдите в наше положение.
Исподлобья Ларрен подозрительно смотрит на дель Ла-Гуарди, но тот и бровью не ведет. Ему не подходит роль просителя, но играет он ее убедительно. Должно быть, он действительно задал вчера трепку своему подчиненному, поэтому у Томми такой помятый вид.
Ларрен не торопится перейти к очередным делам.
– Вот видите, – обращается он к Стерну словно за поддержкой, – они обязаны представить вещественное доказательство, а вместо этого… – Не закончив, Ларрен спрашивает у Нико: – Кто последним видел этот стакан?