– Мое мнение основано на вещественных доказательствах. Мне не нужны подсказки.
– Но вы знакомы с его показаниями?
– Я слышал о них.
– Вас, специалиста, не тревожит тот факт, что ваше мнение основано на наличии препаратов, которые не обнаружены среди вещей жертвы?
– Почему он должен меня тревожить?
– Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.
– Нисколько. Мое мнение основывается на вещественном доказательстве.
Сэнди пристально смотрит на Мясника.
– Не знаю, откуда появился этот препарат, мистер Стерн. Не знаю и не хочу знать, где эта дама хранила такие вещи. Результаты анализа налицо.
– Верно, налицо.
– Значит, вы допускаете такую возможность?
– Что в сперме преступника, которую вы послали на анализ, содержался противозачаточный препарат? Да, сэр, мы все это допускаем.
Сэнди прохаживается взад-вперед. Я не понимаю, на чем Сэнди хочет подловить Кумачаи. Если бы тот не задал последний вопрос, я был бы готов поспорить, что сам препарат установлен ошибочно.
– Скажите, сэр, – говорит Сэнди, – во время осмотра трупа вы не обнаружили противозачаточного колпачка – я не ошибаюсь?
– Я уже не помню.
– Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить. Ваша первоначальная версия состояла в том, что мужчина, который последним имел половое сношение с мисс Полимус, не способен к оплодотворению.
– Не помню.
– Не помните? Однако именно это вы говорили детективу Липранцеру. Детектив Липранцер уже давал показания, но если потребуется, мы вызовем его еще раз. Подумайте, мистер Кумачаи.
– Может быть, действительно говорил, но это было сугубо предварительное мнение.
– Хорошо, допустим, предварительное мнение, но ваше мнение, не так ли?
– Очевидно, да.
– Какие данные физического состояния трупа натолкнули вас на этот вывод?
– Я не помню, сэр.
– Помнить, конечно, трудно… Сколько вскрытий вы производите в неделю, доктор Кумачаи?
– Одно-два, но бывает и десять. Когда как.
– Не можете ли вы вспомнить, сколько вскрытий вы произвели в течение двух недель до убийства мисс Полимус и в течение двух недель после него?
– Нет, сэр, не могу.
– Вас не удивит, если я скажу, что вы сделали восемнадцать операций по вскрытию?
– Звучит правдоподобно.
– Неудивительно, что при таком количестве работы особенности той или иной операции не сохранились у вас в памяти, – так я полагаю.
– Разумеется.
– Однако когда вы беседовали с мистером Липранцером, впечатления от вскрытия трупа мисс Полимус были еще свежи?
– Вероятно.
– И вы сказали ему, что преступник бесплоден.
– Да, припоминаю, сказал что-то в этом роде.
– Давайте вместе вспомним данные о состоянии трупа, по которым вы составили предварительное мнение.
Сэнди напоминает: трупное окоченение, свертывание крови и остатки пищи в желудке позволяют установить приблизительное время смерти. Семенная жидкость во влагалище указывает на то, что какое-то время после полового акта жертва пробыла на ногах, а это означает, что убийство совершено вскоре после полового сношения. В фаллопиевых трубах не обнаружена сперма, которая обычно сохраняется жизнеспособной десять-двенадцать часов после акта.
– И вот благодаря этим данным вы пришли к выводу, что преступник не способен к оплодотворению. Но вы не подумали о том, зачем же тогда жертва использовала противозачаточное средство.
– Вероятно, не подумал.
– Как же так?
– Людям свойственно ошибаться, – отмахивается Кумачаи.
– Значит, вы тоже ошибаетесь. И как часто?
Понимая свой промах, Кумачаи на полминуты умолкает.
– Мистер Стерн, поскольку в квартире жертвы не был обнаружен колпачок или нечто подобное, я решил, что противозачаточное средство не применялось.
– Как же вы, опытный специалист, могли так обмануться?
Кумачаи понимает, что Стерн поддевает его, и улыбается.
– Каждый факт сам по себе важен. Такие вещи даже преступники понимают.
– Говоря детективу Липранцеру о своих первых впечатлениях, вы, конечно, не пытались направить его по ложному следу?
– Что вы?! – Кумачаи энергично мотает головой. Он ожидал этого вопроса.
– Итак, доктор, вы были убеждены, что жертва не предохранялась. – Настолько убеждены, что о применении противозачаточной мази, на ваш взгляд, не могло быть и речи?
– Мистер Стерн, сначала у меня сложилось одно мнение, однако оно изменилось, когда пришли результаты химического анализа.
– Посмотрим на ситуацию с другой стороны. Как, по-вашему, стала бы женщина предохраняться, зная, что не сможет забеременеть?
– Разумеется, нет. Но у мисс Полимус есть сын.
– Да, есть сын, это известно. Я не говорю конкретно о мисс Полимус, а рассуждаю вообще. Итак, если женщина знает, что не сможет забеременеть, ей незачем прибегать к предохранительным средствам?
– Абсолютно незачем, – соглашается Мясник. Его ответы становятся все более неуверенными. Он не может понять, куда клонит Стерн.
– Это было бы бессмысленно?
– Абсолютно.
– Не можете ли вы, как судебный эксперт, предположить какую-нибудь причину, в силу которой такая женщина все же прибегает к предохранительному средству?
– Вы имеете в виду женщину, у которой менопауза?
– Я имею в виду женщину, точно знающую, что не способна забеременеть.
– Никакой медицинской причины я не вижу.
Сэнди обращается к Ларрену:
– Ваша честь, могу я просить стенографистку отметить последние пять вопросов и ответы на них, чтобы она зачитала их суду в случае необходимости?
Кумачаи медленно оглядывает зал, смотрит на судью, стенографистку, хмурится. Чувствует, что ему готовят какую-то западню. Стенографистка прикрепляет к листку скрепку.
– Вы, как специалист, не считаете, что Каролина Полимус знала, что беременность ей не грозит?
Кумачаи наклоняется к микрофону, прежде чем ответить.
– Не считаю.
– Не торопитесь с ответом, доктор Кумачаи. В те две недели вы произвели восемнадцать вскрытий. Может быть, вам стоит заглянуть в свой рабочий дневник?
– Я уверен, что жертва использовала какое-то противозачаточное средство. Вы это сами признали.
– Я повторяю, сэр, что мы оба признали результаты анализа спермы, которую вы – и никто другой – послали химикам.