— Я не хочу, — сказал он, но Роза уже вышла в коридор.
Джек последовал за ней. Роза отперла ящик, достала пленку и вышла в конференц-зал. Джек с отвращением наблюдал за тем, как она вставляет кассету в стерео.
— Нам вовсе не обязательно слушать все. Самое интересное тут, на мой взгляд, в конце. — Она нажала кнопку, отмотала почти до самого конца, потом покосилась на Джека. — Готов?
Он покачал головой.
— К чему все это?
— Не переживай. Ничего страшного. Все стоны и вздохи оставим за кадром. В самом конце — любопытный разговор. Джесси пытается уговорить тебя перейти от аудио- и видеозаписи. — Она нажала на кнопку.
Легкое потрескивание, шуршание, затем Джек услышал свой голос:
«— Нельзя ли убрать эту чертову камеру, а?
— Оставь. Аудиозапись мы уже сделали. Почему бы не попробовать видео?
— Потому, что она похожа на одноглазого монстра. Пялится прямо на меня.
— Это я все время пялюсь на твоего одноглазого монстра.
— И не надо тыкать пальцем в…
— Надо же, какой ты у нас мистер Скромник!
— Выключи, я сказал.
— Почему?
— А ты как думаешь, почему?
— Потому что тебе не нравится делать это во время разговора.
— Нет, мне просто не нравится, как она на меня смотрит.
— Значит, магнитофон тебе не мешает, когда мы трахаемся. Уже хорошо. Но я о другом. Знаешь, пора бы нам потолковать о том, как мы друг к другу относимся.
— С какой стати?
— Ты что же, боишься говорить о своих чувствах ко мне, да, Джек?
— Нет.
— Тогда говори. Скажи, все запишется.
— Прекрати.
— Ага, испугался!
— Черт побери, Джесси! Я просто не хочу!
— Перетрусил, цыпленок! А я не боюсь. Могу, глядя прямо в камеру, сказать про свои чувства».
И снова настала пауза с шуршанием и потрескиванием, многозначительная пауза перед тем, как Джесси произнесла свои последние на этой пленке слова:
«Я не хочу жить без тебя, Джек Свайтек. Мне без тебя не жить».
Роза нажала на «Стоп». Посмотрела на Джека и протянула:
— Ну?
— Что «ну»? Пустая болтовня двух любовников. Люди очень часто говорят друг другу «жить без тебя не могу», ну и все такое, в том же духе.
— Да, конечно. И в девяноста девяти случаях из ста это означает просто, что они предпочитают жить с вами, а не с кем-то другим. Но в некоторых, довольно редких, случаях эти слова имеют более буквальное значение. Если выбирать между смертью и жизнью без тебя, я выбираю смерть.
— Да такие слова звучат каждый день в тысячах спален! Скорее умру, чем потеряю тебя, ля-ля-ля и так далее. И это вовсе не означает, что человек готов совершить самоубийство.
— По большей части нет, конечно. Но иногда такое случается.
— Но ведь это было восемь лет назад!
— Ты не знаешь, что произошло с Джесси после того, как вы расстались. Возможно, после разрыва с тобой жизнь ее превратилась в целую цепь несчастий.
— Почему-то ты не желаешь учитывать — именно она бросила меня.
— Разве? А может быть, ты заставил ее порвать отношения, потому что упрямо отказывался говорить о своих чувствах? Ты ведь сам рассказывал — спустя примерно полгода она пыталась помириться.
— Может быть, хватит всей этой дешевой психологии? Пленка, наши отношения — все давно быльем поросло. То, что ты говоришь, домыслы чистой воды.
— Не стоит отмахиваться. Если тебя все же обвинят в убийстве, это может стать линией твоей защиты.
— Да, тут ты, пожалуй, права. Старая подруга около десяти лет сгорала от любви без взаимности. Вписала меня в свой банковский счет, оставила по завещанию целую кучу денег. Восстановила старую пленку, где мы занимаемся любовью. И все это ради того, чтобы предоставить мне мотив для убийства. Смешно!
— Да послушай ты! С самого начала речь шла о том, что Джесси, возможно, хотела о чем-то заявить, покончив с собой у тебя в ванной. Может быть, она просто хотела сказать тем самым: «Меня убил Джек Свайтек!»
— Ты что, серьезно? Считаешь, она покончила с собой только для того, чтобы я в тюрьму сел?
— А ты вдумайся хорошенько. Такой трюк, сам понимаешь, одноразового действия, а потому обставлен должен быть идеально. Покончить с собой, но чтобы все выглядело как убийство. И если все обставить правильно, настоящий убийца будет вне подозрений.
Джек присел на краешек стола и задумался. Возможно, он действительно проглядел единственно приемлемую линию защиты, более того — самую лучшую линию защиты. А все потому, что боялся реакции жены.
— Знаешь, у меня возникает ощущение, что вот-вот ухвачу нить, но нет, она выскальзывает.
— Вот и хорошо. Я не говорю, что тебе непременно предъявят обвинение, но, если произойдет худшее, эта версия поможет сбить с толку кого угодно.
— Мне самому хочется узнать правду.
— Неужели?
— Конечно.
— Ну, тогда, может, в конце концов и узнаешь. Будем надеяться, правда окажется не столь уж страшной.
Джек задумчиво кивнул, наблюдая за тем, как Роза вынимает пленку из кассетника.
Катрина Падрон увидела на руках кровь. Ну вот, пожалуйста, весь день работы насмарку. Пробирка протекала. Очевидно, какой-то идиот из передвижной станции по сдаче донорской крови плохо закупорил ее, что случалось довольно часто при переправке продукта в распределительный центр. Подобные проколы неизбежны, когда имеешь дело с неквалифицированным персоналом. Да и что от них ожидать? Месяцем раньше группа работала в салоне видеопроката, еще через месяц те же люди будут торговать бижутерией. А теперь — вот кровь перевозят. Зараженную кровь.
Слава Богу, что на мне резиновые перчатки.
Катрина терла и отмывала руки дезинфицирующим мылом в помещении распределительного центра. Из холодильного отделения вышел ассистент. Одет он был в зимнее пальто на меху, в руках коробка, где могло поместиться с дюжину пробирок на сухом льду, прикрытых сверху пузырчатой целлофановой прокладкой.
— Куда отправлять? — спросил он.
— В Сидней. Австралия.
Он взял ручку и специальную наклейку для указания адреса.
— Знаешь, совсем недавно видел по ящику передачу про этот самый Сидней. Оказывается, туда англичане отправляли самых закоренелых преступников.
— Это было давно.
— Так, стало быть, все тамошние жители являются потомками уголовников и каторжников?