— Если есть что сказать, говори.
— Ладно, скажу. Все это очень дурно пахнет. Потому как мать твоя призналась и сидит в тюрьме. Но я сомневаюсь, что она убила Джесси Мерил.
Синди недовольно поморщилась.
— Что?
— Мотивы убийства стали для меня своего рода навязчивой идеей. Возможно, потому, что я — криминальный адвокат. Как-то не вяжется это убийство с Эвелин. Ведь больше всего на свете ей хотелось, чтобы ты нашла в себе мужество уйти от меня. Ничего более. И убивать Джесси ради этого не было необходимости. Мне кажется, ты нашла ее в ванной без сознания, но еще живой.
Синди промолчала.
— Ведь все было именно так, да, Синди? Мать пришла к нам в дом, заставила ее напиться, да так, что бедняжка вырубилась. И когда ты вошла в ванную, она была еще жива, верно?
По лицу Синди словно тень пробежала. Никто не заметил бы, кроме Джека. Но он слишком хорошо ее знал.
— А как же угол надреза на ее запястье? — спросила она. — Ведь именно на этом базировалась вся твоя версия. О том, что ее убил левша, что он старался выдать убийство за самоубийство.
— Да, какое-то время эта идея казалась мне просто блестящей. Но угол был не слишком характерным. Я много думал об этом еще до того, как обвинил твою мать. Мы с Розой обсуждали это утром того дня, когда Катрина явилась в наш дом. Патологоанатом не придал углу надреза значения, даже не упомянул о нем в отчете. А твоя мать и дня бы не провела в тюрьме, не сознайся она в убийстве.
— Но угол существует, и моя мама левша.
— Это еще ничего не доказывает. Убийца мог действовать слишком поспешно. Мог пребывать в состоянии аффекта, бешеной ревности. И одному Богу известно, каким именно должен быть угол надреза в таких обстоятельствах.
— Что ты хочешь сказать этим, Джек?
— Эта мысль просто не давала мне покоя на протяжении последних шести месяцев. Я пытался мысленно вернуться в то время, пытался понять смысл содеянного. Мать желала тебе только добра. Она отчаянно старалась сделать все, чтобы ты наконец нашла в себе мужество бросить меня, начать новую жизнь, свободную от кошмаров, от Эстебана. Она так хотела этого, что совершила поступок, который, как она надеялась, подтолкнет тебя. Испугает, повергнет в шок. Но вместо этого она спровоцировала тебя на преступление. А потом ради твоего спасения призналась в убийстве Джесси. План ее удался не до конца.
— И кто же тогда, по-твоему, изрезал наши свадебные фотографии? Я, что ли?
— Нет. Это, определенно, работа твоей матери. Она надеялась, что ты подумаешь, будто Джесси изрезала их. Хотела, чтобы ты чувствовала себя менее виноватой в убийстве моей бывшей подруги.
— Ты и правда считаешь, что моя мама могла сделать все это ради меня?
— Но ведь ты всегда была хорошей дочерью, разве не так? Именно ты защищала безупречную репутацию ее мужа после того, как Селеста рассказала правду.
Взгляд Синди был холодным как лед.
Он испытующе смотрел ей прямо в глаза. Было время, когда ему казалось, что он видит в них всю ее душу. Но теперь Джек не видел ничего.
— Я уже говорила, Джек, — лениво заметила она после паузы, — есть в жизни вещи, которых тебе не дано узнать. Никогда.
Он продолжал смотреть на нее в надежде увидеть хотя бы намек на раскаяние.
— Я заслужил того, чтобы знать, — сказал Джек.
— А я заслужила мужа, который по крайней мере играет по правилам.
— Смешно. Но именно эти слова произнесла Джесси, описывая наше супружество. Игра по правилам.
— Да, не больше и не меньше.
— Не больше и не меньше.
— Прощай, Джек.
Он наблюдал за тем, как она развернулась и вышла. Потом заметил, как мелькнул ее затылок в море прохожих. Исчезла она из поля зрения только в полуквартале от кафе, затерявшись в разноцветной подвижной толпе. Вот головка Синди мелькнула еще раз, и больше он уже ее не видел. Никогда.
Субботним вечером Джек приехал на Тобако-драйв. Когда доходит дело до разбитого сердца, нет лучше места забыться и залечить раны, чем полутемный зал клуба, где гремит живая музыка, где бармен всегда рад налить клиенту еще один коктейль. Но больше всего здесь привлекало отсутствие показных красот и пошлой безвкусицы — всяких там пальм в кадках у входа, неоновых огней и так далее. Просто замечательный бар у реки, куда хаживала самая разнообразная публика — от банкиров с Брайвел-авеню до типов, подобных Тео Найту.
— Привет, Джеко, ты пришел! — Тео так крепко обнял друга, что едва не стащил его с табурета у стойки.
— Конечно, пришел. Почему бы мне не прийти?
— Ну, откуда мне знать. Может, ты заглянул только потому, что некому назначить свидание субботним вечером. Вот и решил посмотреть, как твой старый приятель Тео дует в саксофон и отбивается от толп молоденьких поклонниц его музыкального таланта.
Джек огляделся, увидел за столиком женщину, выглядевшую так, точно она безвыходно торчит здесь с прошлой недели.
— Просто мне здесь нравится.
Тео расплылся в улыбке, затем лицо его стало серьезным.
— Как поживаешь, друг?
— Нормально.
— Знаешь, я слышал, будто бы Бенно Янковиц покидает свой пост.
— Я тоже слышал, — сказал Джек. — Наверное, устал преследовать нарушителей парковки.
— Этот пижон заслуживает только разжалования. Одно дело — гоняться за сыном бывшего губернатора, всеми уважаемого человека. Но когда хочешь пришить дело такому незаурядному человеку, как Тео Найт, не мешало бы прежде убедиться в обоснованности улик.
Джек усмехнулся, но, видно, Тео ожидал от него более живой реакции.
— Ты уверен, что у тебя все в порядке, а, Джеко?
— Да, все замечательно.
Тео утешительным жестом опустил на плечо Джека огромную тяжелую ладонь.
— Мне страшно жаль, что у вас с Синди так все получилось.
— Не переживай. Наши отношения закончились давным-давно. Теперь дело за официальным разводом.
Тео кивнул, словно обещая никогда больше не затрагивать этой темы, и заказал себе содовую.
— Хочу тебя кое с кем познакомить.
— Ну вот, тут же начал меня пристраивать. Пожалуйста, не надо. Я пришел пропустить пару стаканчиков и послушать музыку. Когда выходит твоя группа?
— Через пять минут. Нет, я серьезно. Есть один человек, он просто умирает, до чего ему хочется с тобой поболтать.
Джек собрался было возразить, но Тео махнул кому-то в другом конце бара. Из толпы показались две женщины, и, следовало признать, выглядели они шикарно. На одной были черные кожаные брюки и алая блузка, и Джек был не единственным мужчиной, кто с восхищением наблюдал за тем, как она, покачивая бедрами, идет по залу. Вторая тоже смотрелась потрясающе. Джек уже начал думать, что холостяцкая жизнь вовсе не такая плохая штука, но затем пригляделся к высокой брюнетке и тут же изменился в лице. Нет, не то чтобы она была непривлекательна. Совсем напротив, но…