— Да, неисповедимы пути Господни… Светлая память кошечке. Вряд ли когда-нибудь мы узнаем тайну ее гибели, но уж очень вовремя она погибла! Раскроем убийство, и ее доля в этом будет…
Викентию Павловичу непременно нужно было убедиться в том, что здесь, во втором номере, на пол пролилась кровь. То, что рассказал ему слепой моряк, — всего лишь слова. Хорошо очищенный, вымытый пол ничего не выдавал простому взгляду. И даже те слабые разводы, которые Петрусенко разглядел, могли оказаться чем угодно. Но с реакцией перекиси водорода не поспоришь!
Петрусенко без излишней скромности сам себе признавался, что он — талантливый сыщик. Острый ум, мгновенная реакция, обостренная интуиция, умение логически мыслить — это ему дано от Бога. Терпение, выдержка, знание криминального мира — это наработано практикой. Но, не в пример некоторым своим коллегам, полагавшим, что всего перечисленного достаточно, он был большим поклонником науки, все чаще и чаще приходившей на помощь криминалистам. Не раз восхищенно говорил жене и племяннику Мите:
— В какое время мы живем! Соединение двух веков: конец прошлого и эти первые годы двадцатого — они дали просто всплеск чудесных открытий! Если и дальше так пойдет, то тебе, Митя, и ловить, и изобличать преступников будет гораздо проще! Scientia potentia est! Наука есть сила!
Юный Дмитрий Кандауров собирался пойти по стопам дяди, поступать в Юридическую академию.
Серология — научное исследование пятен крови — внушала Викентию Павловичу огромные надежды. Подумать только, совсем недавно невозможно было доказать — кровь ли обнаруженные пятна! Ведь не каждое красное пятно могло быть ею, к тому же следы крови принимали коричневый, и желтоватый, и серый оттенки, в зависимости от температуры, времени, влажности, света… Но вот в 1893 году немец Шенбейн заметил, что красящее вещество красных кровяных телец содержит гемоглобин. А гемоглобин не только придает крови ее цвет, но и поглощает кислород, попадающий в легкие при вдохе. При соединении гемоглобина с перекисью водорода образуется белая пена, поскольку перекись при этом бурно разлагается на водород и кислород. Эта реакция столь чувствительна, что указывает на присутствие крови даже там, где ее смыли и где она не видна под лупой.
Но это было только первое открытие в серологии. В самом начале нового века в немецком университетском городе Грейфсвальде ученые разработали метод отличия крови человека от крови животных даже в самых мелких следах. Впрочем, «метод Уленгута» — так называлось это открытие — все еще оставался привилегией лишь немногих немецких криминалистов. Викентий Павлович знал по опыту, что его коллеги о нем даже не слыхали. Сам же Петрусенко не сомневался, что в недалеком будущем это открытие станет неотъемлемой частью любого исследования следов крови.
Мало того, еще в 1903 году в берлинском журнале «Цайтшрифт фюр Медицинальбеамте» Викентий Павлович прочел статью, поразившую его воображение. В ней ассистент Судебно-медицинского института при Венском университете Макс Рихтер рассказывал о своих опытах по определению групп человеческой крови. Оказывается, можно не только определить, человеческая ли это кровь, но и ее принадлежность конкретному человеку. Фантастика!
Однако сколько ни искал Викентий Павлович продолжения этой публикации, развития темы — ничего больше не находил. Потом наступили два кровавых года, когда о науке никто не вспоминал. И вот совсем недавно, в прошлом году, Петрусенко случайно узнал, что Макс Рихтер работает на кафедре судебной медицины в Мюнхенском университете. Он написал ему, расспрашивая об открытии групп крови. Ответ пришел, но было ясно, что писал человек ожесточившийся, желчный, разочарованный. Его опыты, мол, оказались никому не нужны, больше он этими глупостями не занимается… Но Петрусенко верил: по этому пути наука еще пойдет, главные открытия — впереди. Жаль только было ему сознавать, что в исследовании крови есть такие достижения, а пользоваться можно лишь реакцией перекиси водорода…
А пока, отправив данные бертильонажа в центральный Департамент полиции, следователь ждал его результата. Оттуда ему обещали как можно быстрее выяснить истинное имя Тихона Серкова и все, что этому сопутствует.
Три дня, прошедшие после скромного семейного юбилея у Орешиных, Ксения Анисимова пребывала в состоянии смятения. Но это было внутреннее состояние, внешне оно никак не проявлялось. Вот только после уроков в гимназии она шла не к себе, а в дом сестры и племянницы. И оставалась там ночевать. Сестра, правда, уловила то ли во взгляде, то ли в голосе ее тревогу, спросила:
— С тобой что-то случилось, Ксаночка? Ты знаешь, мы всегда тебе рады. Но мне кажется, что-то тебя угнетает?
— Тебе показалось, Машенька! У меня бывают моменты, когда не хочется оставаться одной. Вот как сейчас.
Сестры сидела в уютном уголке зимнего сада, обвитом плющом, пили чай. Мария Аполлинарьевна смотрела на младшую сестру — грациозную, красивую, еще молодую. Не выдержала, сказала:
— Ты уже восемь лет одна. Не много ли? Мы тебе родные люди, но все же не семья. Я ведь знаю, дорогая, мужчин, которым ты нравишься, и серьезно… Не сердись, Ксаночка, но у тебя впереди еще много-много лет. Неужели проживешь их одна? Неужели ни на ком не останавливаешь взгляд?
— Нет… — Ксения оперлась локтями о столик, положила подбородок на ладони. — Никого не представляю рядом… после Владимира.
В этот момент ей увиделся высокий человек с густыми светлыми волосами, смуглым лицом, сосредоточенным взглядом серых глаз. Человек с такой символической фамилией, словно намекающей… На что? На его одиночество? На ее собственное? Ксения тряхнула головой: нет, не до этого сейчас!
— Где Леночка? — спросила она.
— У себя в комнате. Решила написать письма подругам по пансиону. Знаешь, после гибели Анечки Городецкой она стала часто вспоминать девочек, с которыми училась.
— Это понятно… Значит, в театр не пошла?
Мария Аполлинарьевна покачала головой, улыбаясь:
— Наверное, она уже привыкла быть невестой актера. Поначалу на каждый спектакль, где Петр занят, выезжала. Теперь вот иногда пропускает. Через полгода станет его женой, и, думаю, появляться в театре будет лишь на премьерах да бенефисах.
— Уманцев не собирается оставить сцену? — спросила Ксения. — Не было такого разговора?
— Да, как-то говорили об этом, — ответила сестра. — Петр допускает такую мысль, но не сразу, через время. Ты же знаешь, он всем нашим друзьям нравится. Хорошо образованный, с разнообразными способностями. Придет время, ему помогут.
— У них с Леночкой все нормально? Как обычно?
— Конечно! А почему ты спрашиваешь?
Ксения пожала плечами:
— Просто подумала: произошла трагедия, наложила отпечаток…
— Трагедия страшная. Но Леночка и Петр, мне кажется, после этого стали друг к другу еще нежнее, привязанее. Он так внимателен! Все свободное время — рядом с ней!