«Господи, как он благороден, умен и красив!» — думала Леночка. Восторг в ее взоре был, наверное, заметен всем — ну и пусть! Уманцев говорил просто, без патетики, однако интонации голоса, живое чувство делали его слова такими выразительными!
— И отлично играете, надо сказать! — подхватила Ксения.
Она улыбнулась племяннице подбадривающе, и девушка поняла, что уж проницательной Ксаночке все ясно и она замечает молчаливый диалог их взглядов.
— Комедия, трагедия… — протянула Мария Аполлинарьевна, одновременно указывая служанке столик, куда следует подойти с подносом. — Наша жизнь, как правильно вы заметили, господин Уманцев, соединение того и другого. Но больше трагедий! Да что далеко ходить. Все мы сейчас объяты страхом! Устин Петрович, вы хоть немного успокоили бы нас!
Все сей же час посмотрели на главу городской полицейской управы Вахрушева. Тот укоризненно покачал головой, глядя на хозяйку, но тут же обреченно вздохнул. Он привык, что даже в близких компаниях не избегнет разговоров о службе. И особенно последние полгода — с того октябрьского вечера, когда нашли первую убитую женщину — француженку мадам Солье. Теперь жертв было уже три, все женщины, все поруганы и зверски искромсаны: явно дело рук одного преступника. Город начинала охватывать паника, убийцу прозвали «маньяк-женоненавистник», но кто он — оставалось загадкой.
— Хотел бы вас, дорогие мои, успокоить, да особо нечем — Вахрушев развел руками. — Есть у наших следователей кое-какие соображения, и даже факты, да вот только убийце пока от этого опасности мало. Будьте осторожны, милые дамы, очень осторожны — только это могу посоветовать. Уж очень жесток этот зверь, не скрою!
— Да возможно ли его поймать?
— Поймать возможно! — убежденно отрезал полицмейстер. — И поймаем. Но пока, пока-то он на свободе…
Все дальнейшее время маленькая компания продолжала обсуждать эту жуткую, но и самую будоражащую тему. Только Леночка и Уманцев, склонившись головами, тихо говорили о другом — совершенно о другом! А потом молодой человек встал, поклонился хозяйке:
— Позвольте пригласить Елену Александровну на небольшую прогулку, в городской сквер? Рядом со мной она будет в полной безопасности, и вернемся мы засветло… — В наступившей долгой паузе добавил: — Окажите честь и доверие.
Зардевшаяся Леночка сидела не шелохнувшись. Мария Аполлинарьевна переглянулась с сестрой, и взгляд Ксении ясно передал ее мысли: «Ну, о чем мы с тобой говорили? Так и вышло. Что ж, ты была к этому готова, отвечай…»
Глянув на неподвижную, напряженную дочь, потом на актера, мать медленно кивнула, постаралась придать голосу спокойствие, неторопливость:
— Что ж, прогуляйтесь. День сегодня отличный.
Но сердце ее сжималось от предчувствия близких перемен — печальных и радостных одновременно. Петр Уманцев, похоже, был человеком благородным, к тому же достаточно взрослым и рассудительным в свои 27 лет. А значит, не стал бы так откровенно, при обществе, звать девушку на прогулку, не имея серьезных намерений…
Полицмейстер Вахрушев ни друзей, ни настырных репортеров в подробности дела не посвящал. Газеты — и городские, и даже столичные, — конечно же писали о кровавых саратовских преступлениях. Раза два в прессе промелькнуло упоминание-сравнение: «Наш местный Джек-Потрошитель». Но быстро исчезло, поскольку, кроме того, что жертвы были женщинами, другого сходства не было. Все погибшие были жестоко изнасилованы, изрезаны, но без анатомических опытов. К тому же — не проститутки, а женщины из не высших, но добропорядочных городских слоев.
Второй после француженки жертвой стала молодая медицинская сестра из госпитальной больницы, третьей — дочь одного знатного купца.
Сразу после убийства мадам Солье Устин Петрович Вахрушев понял, что случившееся — дело серьезное, запутанное. Нет, конечно, он не догадывался о последующих продолжениях, но уже тогда, с самого начала, назначил на расследование самого опытного своего сыщика Одинокова Кирилла Степановича. Одиноков быстро и умело нащупал несколько обещающих моментов в трагически оборванной жизни веселой владелицы салона. Жаклина Солье слыла женщиной независимой, замужем не была, периодически приближала к себе то одного, то другого из своих поклонников.
Последний из них — холостой поручик лейб-гвардейского полка, расквартированного в городе, сильно переживал смерть своей сожительницы и, разговаривая со следователем, в один момент даже разрыдался. Одиноков быстро понял, что офицер только с виду бравый красавец. А по сути — человек слабохарактерный, подверженный апатии, неуверенный в себе. Все это не снимало с него подозрений: подобные люди от чувства неудовлетворенности, от обиды — настоящей или даже мнимой — могут сорваться с цепи, стать жестокими и непредсказуемыми. Но следователь почти сразу установил, что поручик за день до происшествия был отправлен в другой город, в штаб дивизии, и пробыл там три дня. Да ездил не один, а еще с двумя офицерами, которые безоговорочно подтвердили его непричастность к убийству.
Вскоре выяснился еще один факт: купец Забродин, один из прежних любовников француженки, отвергнутый ради кого-то иного, сильно обижался и громогласно грозился женщине отомстить. И хотя Одиноков хорошо знал, что громкие угрозы обычно остаются неисполненными, взялся за купца как следует.
Забродин, здоровенный, пятый год вдовеющий мужик, очень удивился вниманию следователя к своей особе.
— Так ведь почти уже год, как мы с Жаклинкой разбежались! — гремел его искренно-недоуменный бас. — Ну, было, серчал я на нее вначале. Так это же любому мужику обидно, коли баба сама нос воротит. А на грозные слова я всегда скорый — это любой знает, в сердцах чего не наговоришь! Но чтоб рукам волю — никогда!
Вскоре следователь убедился, что лютый нрав Забродина и вправду только видимость. И приказчики, и слуги, и юная дочь купца, и все его приятели подтвердили: лют этот человек только с виду, пальцем же никогда никого не тронул. Но более всего убедило Одинокова то, что у купца была уже другая женщина, и не просто сожительница — невеста. Предполагалась скорая свадьба, и женщина эта уже даже жила в доме Забродина. Она и подтвердила, что в вечер убийства он пребывал дома, с ней.
Однако следователь не считал, что потратил на купца время зря: тот дал ему новую ниточку-зацепку. Рассказал, между прочим, что Жаклин, когда еще была с ним, строила глазки юному смазливому портному из своей же мастерской.
— Я даже ее офицера предупредил, по-дружески, — рассказал, усмехаясь, Забродин.
— Каким образом?
— Да вот, еще в начале осени оказались мы в одной ресторации. Он со своей компанией гулял, я — со своей. Выпил хорошо, смотрю, он в стороне стоит один, курит. Подошел да и сказал: смотри, мол, за своей француженкой в оба! А то вильнет перед тобой задком, как когда-то передо мной. Да еще и к сопляку уйдет!
Пришлось следователю вновь встречаться с поручиком, припоминать подобный разговор. Теперь офицер был более выдержан, сух — время прошло, он успокоился. Сразу же вспомнил тот разговор, указал и молодого портного — Тихонов Егор. Да, мальчишка поглядывал на бедную Жаклин с вожделением, и она, чего уж таить, его подразнивала. Но и только! Он уверен — там ничего не было!