Впрочем, Петрусенко не следил за Уманцевым неотступно. Каждый раз, когда артист заходил в дом Орешиных, или направлялся куда-нибудь с матерью и дочерью, или только с княжной Еленой, Викентий Павлович «отпускал» его. А подобное происходило часто: Уманцев был уже почти членом семьи Орешиных. Поэтому, когда актер догнал днем на улице Ксению Анисимову, Петрусенко не обеспокоился. Незадолго перед этим Уманцев проводил Орешиных на оперную премьеру в театр. Викентий Павлович, уже в привычной роли дрогаля, решил подождать, и был вознагражден. Вскоре актер, на ходу запахивая шубу, вышел один, резво сбежал по ступеням служебного хода и зашагал куда-то пешком. Сердце у сыщика дрогнуло: «Неужели!» Он легонько, со скучающим видом, пустил свои дроги следом. Но вскоре был разочарован: по всей видимости, Орешины послали Уманцева привезти к ним родственницу. Он перехватил ее недалеко от гимназии, где Анисимова учительствовала. Викентий Павлович, медленно проезжая почти рядом с ними, расслышал:
— …Мария Аполлинарьевна… Леночка просили найти вас… Ждут…
«Ну, это я надолго свободен», — подумал Петрусенко и хотел уже свернуть за угол. Однако возбуждение, нахлынувшее несколько минут назад, еще не улеглось. И, словно отдаваясь ему, он продолжал легонько трусить следом за Уманцевым и Ксенией.
Гусар перехватил мальчишку с письмом за первым же поворотом. Стоял в тени арки, дожидался. И когда посыльный проскочил мимо, догнал, сделав вид, что идет в ту же сторону.
— Василек? — воскликнул удивленно. — Куда мчишься? Я ж тебя только что в доме видел, сбежал небось погулять?
И заговорщицки подмигнул. Мальчишка засмеялся, довольный.
— Не-а, господин Уманцев, меня барыня Ксения Аполлинарьевна на почтамт послала, письмецо снести срочное.
— Вот так совпадение! Я тоже вспомнил, что должен успеть южным почтовым бандероль отправить.
— Так давайте зараз отправлю, коль такой случай! — услужливо предложил мальчишка, наконец-то останавливая свой неугомонный полушаг-полубег.
Уманцев словно бы немного раздумывал, потом покачал головой.
— Нет, дружок, мне еще нужно лично проинструктировать почтовиков, дело непростое… Впрочем, я могу заодно и послание госпожи Анисимовой отправить. Давай его сюда!
Мальчишка растеряно замешкался.
— Так ведь… Не заругает меня барыня?
— За что? Письмо будет отправлено, это главное. — Уманцев улыбнулся лукаво и хлопнул парнишку по плечу. — Да ты, Вася, можешь ничего не говорить. Погуляй часик, коль такой случай выпал. Сбегай на ярмарку.
Артист достал кошелек, взял из рук парня письмо Ксении, а в ладонь насыпал горсть монет. У Васи заблестели глаза, но он еще колебался. Уманцев, быстро пряча письмо, приобнял того за плечи.
— Ты мне, Василий, давно симпатичен! Расторопный, смекалистый. После нашей с Еленой Александровной свадьбы я, пожалуй, возьму тебя к себе в личные слуги. Годится?
— Годится! Спасибо, барин!
— Ну и ладно. А теперь беги, мне тоже надо торопиться, успеть к почтовому. Погуляешь, вернешься, скажешь госпоже Анисимовой, что письмо отправил, к южному экспрессу успел.
— Так я побегу? На качелях прокачусь!
— Вот, вот… Не все ли равно, кто отправит, главное — дело сделано.
Счастливый мальчишка убежал, наверняка строил планы на будущее. А Гусар, поймав дрожки, поехал и вправду по направлению к почтамту. Но вскоре соскочил и в ближайшей кофейне распечатал письмо… Ему было над чем задуматься. Минут через десять он вышел, приняв решение: сегодня же вечером, после спектакля, повидаться с Лычом.
Они встретились в одном кабаке, где, бывало, виделись и раньше. Уманцев был в гриме и быстро оборвал начавшего подсмеиваться над ним приятеля.
— Пришло время заняться теткой моей невесты, — сказал резко.
— А-а, этой дамочкой! Видел ее. Она ничего…
— Умная она, стерва! Подозревает меня! Письмо перехватил одно… В общем, будем ее дубарить!
— Как всегда: сначала ты, потом я и снова ты?
— Нет! — Гусар поморщился. — Я к ней не прикоснусь!
— Ого! — Лыч разглядывал его с любопытством и наглой усмешкой. — Ту, последнюю, ты тоже не трогал. Опять невесту боишься обидеть?
— Все-таки это ее тетка… Тебе, Лыч, не понять! Я люблю княжну… А тебе что, плохо? Сам отхеришь ее как хочешь, и… можешь задушить в самый последний момент!
— А как же ты? — Лыч несказанно удивился. — Всегда тебе оставлял работу ножичком, на сладкое?
Гусар с трудом сдерживал злое раздражение. Объясняй этому идиоту, что и почему, если и сам толком себя понять не в силах. Ну не может он, не может сам ни насиловать Ксению, ни убивать! А вот посмотреть, как она будет мучиться и умирать… От одной этой мысли у него рот наполнился слюной и начались сладкие судороги живота. Ответил хрипло приятелю:
— Я посмотрю, как ты будешь это делать. Посмотрю…
— Ладно, я не против. — Лыч покачал своей здоровенной башкой. — Даже наоборот, всегда так и тянуло придушить шмару, когда уже в голову бьет, в самом конце. Да для тебя оставлял, сдерживался.
— Вот и не сдерживайся этот раз.
Гусар помолчал, переводя дыхание, потом продолжил уже спокойно и деловито:
— Завтра сходишь на Рыбную. Вот и пригодится наш домик, как раз для этого случая!
— Схожу, — кивнул Лыч. — Старика, я понимаю, надо выпроводить?
— Да, пусть завтра к вечеру убирается. Дело будем делать послезавтра.
— Так скоро?
— Тянуть нельзя! Да и я все просчитал: послезавтра будет и время, и случай.
Домик на тихой улице Рыбной Гусар купил еще полгода назад. Не на имя Уманцева, конечно: воспользовался одним из фальшивых документов, сохраненных на всякий случай с прежних времен. Сам же в доме ни разу не показывался. Лыч подселил туда одного старого вора, одряхлевшего настолько, что уже не мог заниматься своим ремеслом. Старик обитал там, присматривал за жильем и небольшим палисадником. До поры, до времени. Теперь Гусар был доволен своей предусмотрительность: Ксению он повезет именно туда.
Мать и дочь Орешины собирались в театр. Обе были возбуждены и радостно взволнованы. Еще бы, такое событие! У них в городе оперная антреприза самого Леонида Собинова, знаменитого тенора из Большого театра! Сегодня в их городе, в их театре он будет петь партию Берендея в «Снегурочке»… Петр, Леночкин жених, ожидает их в соседней комнате, коляска стоит у ворот особняка. Спектакль начинается рано, в два часа пополудни, потом — чествование артиста, большой банкет. Как обидно, что Ксения отказалась ехать с ними в театр! Княгиня заметила, что ее сестра в последнее время бледна и задумчива, и хотя по-прежнему много времени проводит в их доме, но в то же время как бы ищет уединения. Вот и этот раз: сказала, что дважды слушала Собинова в Москве, в том числе и в «Снегурочке». К тому же добавила, к двум часам у нее только закончатся занятия в гимназии, а опаздывать к началу представления она не хочет… Леночка очень огорчилась, а Мария Аполлинарьевна потихоньку спросила: