Или возбуждение приходило позже, когда он шел в соседний дом подстригать лужайку на участке своего простофили-соседа, сержанта полиции?
Гриффину следовало бы убить Дэвида Прайса в тот же самый день. И впоследствии, почти каждый раз просыпаясь среди ночи в холодном поту, он по-прежнему жалел, что не сделал этого. Бывают случаи, когда люди поступают как положено, по всем правилам, и тем не менее все равно поступают плохо. Полтора года Гриффина лечили психиатры, тогда как на самом деле он, ей-богу, мог бы излечиться в тот же день с помощью одного лишь верно нанесенного удара кулаком.
Психиатры просто понятия не имели о его работе.
Теперь Гриффин угрюмо смотрел на конверт в своей руке. Ему бы выбросить его, швырнуть в мусорную корзину, к прочему хламу. Но он не сделал этого. Честное слово, Гриффин пришел к тому, чтобы считать эти маленькие записки самыми лучшими тестами на здравость своего рассудка. Система здравоохранения штата имела свои приемы диагностирования людей на пригодность к работе; у Гриффина был свой прием — вот этот. Он вскрыл конверт. По меркам Дэвида, письмо было коротким. Обычно он исписывал несколько страниц, повествуя о своем житье-бытье в тюрьме усиленного режима. Писал о занятиях столярным делом, к которому его здесь приохотили. О своей новообретенной любви — занятиях йогой, вещи необычайно полезной для тела и для души. О слухах, что Управление исправительных учреждений, возможно, выиграет конкурс на получение заказа, дающего право заключенным изготавливать американские флаги («ну не умора ли это будет!»). А, кстати, вот и набросок розы — на могилу Синди. «Я ведь все еще тоскую по ней, приятель». И все в таком духе...
В отличие от прежних нынешнее письмо содержало всего две строчки: «Наилучшие пожелания в связи с началом нового дела. Оно обязательно будет интересным».
У Гриффина застыла кровь в жилах. Он скомкал письмо, отшвырнул его. Штемпель на конверте стоял субботний: 18 мая. Но ведь это было еще до того, как Гриффин вернулся к работе, до того, как застрелили Эдди Комо. Как же мог Дэвид?.. Что еще он натворил?
В ушах зазвенело, и этот звон начал нарастать. Сердце бешено забилось, в висках застучала кровь, тело прошиб пот.
Гриффин сделал глубокий, прерывистый вдох, сосчитал до десяти, и скоро приступ необъяснимой тревоги прошел. Дыхание успокоилось. Вернулась способность рассуждать здраво.
Прайс попросту валяет дурака, дразнит его, издевается. Он, верно, как-то узнал о предстоящем возвращении Гриффина на службу — точно так же как узнал и его новый адрес. Могущество тюремной фабрики слухов, дополненное непомерно длинными языками телевизионщиков...
А коль скоро Гриффин вернулся к работе, то, конечно же, ему поручили новое дело. В конце концов, он же детектив. А он тут себе навоображал всякого. Выискивать в этой писульке что-то большее — все равно что безоговорочно доверять психическим рефлексиям, дурацким прогнозам типа «скоро удача тебе изменит».
Дэвид Прайс недостоин такой чести. И уж точно не заслуживает такой власти над его разумом.
Гриффин придавил ногой педаль белого мусорного ведра. Крышка откинулась, и он бросил письмо Дэвида Прайса в груду использованных бумажных салфеток и слипшейся яичной скорлупы.
— Будь ты проклят! — пробормотал он. Потом на всякий случай, чтобы окончательно удостовериться, посмотрел на свои руки и не заметил никакой дрожи. Да, спустя полтора года он обрел замечательную форму. Всего через полтора года он достиг потрясающих, ошеломляющих успехов.
Гриффин забрал свой чемоданчик со стандартным комплектом и тронулся в путь.
Кэрол покинула «Улицу Надежды» в начале пятого, но домой вернулась не раньше половины седьмого. Сначала она немного побаловала себя шопингом в «Нордстроме». Дэн взвоет, когда получит счет, ну и пусть! Было всего четыре часа дня. Дня открытия судебного процесса над ее насильником. Дня, который теперь уже утратил право так называться, и, Бог свидетель, она будет — да, будет! — сегодня шляться по магазинам, если ей, черт побери, этого захочется!
Поэтому Кэрол отправилась в «Нордстром», где субтильное юное создание помогло ей выбрать уйму дизайнерских костюмов, изо всех сил стараясь не глазеть на покупательницу. Кэрол ничего не имела против ее жадных, широко распахнутых глаз — пускай себе пялится. Теперь она к этому уже привыкла. Еще вначале, впервые предлагая создать «Клуб непобежденных», Джиллиан внятно растолковала им все неизбежные последствия выхода на публику, как положительные, так и отрицательные. С одной стороны, ни в коем случае не следует недооценивать моральную силу и могущество трех женщин, стоящих перед скопищем телекамер и требующих от полиции, чтобы та форсировала расследование и прилагала больше усилий для защиты женского населения великого Океанского штата.
С другой стороны, никогда не следует недооценивать власть и силу средств массовой информации, которые, как хищные грифы, набросятся на трех и без того морально истерзанных, настрадавшихся женщин. Слетятся, как стервятники на дорожную падаль. "Имеете ли вы какое-нибудь представление о том, кто мог стоять за этими страшными, отвратительными преступлениями? Что вы можете сказать по поводу столь вяло продвигающегося расследования? Страдаете ли вы по-прежнему от ночных кошмаров? Что об этом думают ваши мужья, отцы, сестры, братья? Что бы вы посоветовали другим женщинам города?
Конечно, Джиллиан — та с ходу парировала эти нападки, экспромтом отвечая на все скользкие вопросы. О, Джиллиан мастер по этой части! Отвечала твердо, решительно, профессионально, никогда не говоря ничего лишнего.
Ну а что блеяла Кэрол, если ей время от времени попадал в руки микрофон?.. "Разумеется, у меня жуткие кошмары! Женщины, если вы хотите защитить себя, покупайте пистолет. Первым делом стреляйте, все вопросы потом! Будь они все прокляты, леди! Это единственный способ...
Да, да, мне постоянно снятся кошмары. Если удается заснуть... Чего не удавалось уже несколько месяцев... И кстати, когда я смотрю на своего мужа, то вместо его лица вижу лицо насильника, а когда мой муж дотрагивается до меня, мне кажется, что меня трогает насильник. И я ненавижу Эдди Комо, ненавижу открытые окна и дома, которые вечером погружаются в такую ужасную, мертвую тишину. Но хуже всего, что, если удается уснуть, мне снятся окровавленные, принесенные в жертву ягнята. А когда просыпаюсь, меня охватывает такая бешеная злость, что мне приходится руками вжимать глазные яблоки в глазницы, чтобы они не лопнули и не выскочили из головы.
В остальном же, высокочтимые представители четвертой власти, я великолепно справляюсь с ситуацией".
Кэрол выбросила на покупки две тысячи долларов. Дэн взовьется до потолка. Так ему и надо! Да, она действительно сегодня в ударе!
Быть может, ей следовало остаться с Джиллиан и Мег. Джиллиан вознамерилась отвести Мег домой, чтобы прикрыть ее в случае, если там окажется папаша и увидит свою дочурку после распития не одной, а целых двух бутылок шампанского. Кэрол так и не поняла, как это Мег ухитрилась приложиться ко второй бутылке. Сама она вышла в дамскую комнату, и первое, что увидела, вернувшись, была новая бутылка на столе, уже наполовину пустая. Слава Богу, что ей посчастливилось перехватить Джиллиан на стоянке. Конечно, и тут не обошлось без чего-то непонятного и даже таинственного. Подумать только — холодная и сдержанная Джиллиан самозабвенно беседовала с синеглазым сержантом. Они стояли так близко друг к другу и были так поглощены беседой... И то, как Джиллиан быстро отпрянула... Испуганно и виновато, словно застигнутая на месте преступления.