Он отвёз их в Сокольники, к Саржину Яру, в «Мавританию» — концертный зал с рестораном, цыганским хором, азартными играми и прочими не рекламируемыми развлечениями. Внешне оставаясь спокойным, весь был, как сжатая пружина. Однако на обратном пути, без пассажиров, при медленной езде успокоился, пришёл в себя. И тут, когда тело освободилось от напряжения, а мозг — от бьющей в виски тупой боли, пришли воспоминания…
Счастливое, юное лицо Юленьки. Она уже без фаты, но в подвенечном платье. У неё необыкновенно блестят глаза, тонкие руки обнимают его за шею…
— Подожди, милая, — шепчет он, — чуть не забыл.
Достаёт из шкатулки и надевает ей на пальчик перстень — изумруд с бриллиантами. Юленька вскрикивает, восторженно прижимает подарок к щеке, к губам, далеко отставляет руку, любуясь.
— Это старинный перстень, фамильный, из рода моей матери, — объясняет он. — У родителей дочерей не было, я один. Незадолго до смерти матушка отдала его мне, сказала: подаришь своей избраннице.
…Юлия ни разу не пришла к нему в тюрьму после суда. Он и сам понимал: после всего случившегося ждать не стоит. А всё же ждал. Дважды приходили друзья-офицеры, но никто не упоминал его жены, и он не спрашивал. Но когда, за день до отправки по этапу, пришёл попрощаться лучший друг, Александр не выдержал, спросил:
— Как там Юлия? Видишь её?
Отводя глаза, друг ответил, что Юлия исчезла из города сразу после суда, даже её родители в панике, знают только, что она уехала. А куда, с кем — неизвестно.
Он долго потом раздумывал над этим. Давно знал, что его жена — развратная женщина, только себе до поры в это не позволял верить. Конечно, она могла быстро найти себе любовника и уехать с ним. Но, во-первых, Юлия всё же не из тех, кто бросается на шею первому встречному. И потом: она ведь в самом деле была сильно влюблена во Влада Загрельского. Было бы понятно, будь она с ним. Но Влад, кто бы ни убил его, мёртв. Ему показывали труп: те же искалеченные два пальца, то же красивое лицо, которое не испортила даже смерть, только ввалила щёки, заострила черты… Может быть, Юлия уехала от стыда за свои ложные показания на суде? Но никто ведь не знал, что она лгала, только он, Коринцев. А его Юленька давно не стыдилась.
Да, она беззастенчиво и бесстрашно лгала под присягой. Он не мог найти этому объяснения. Только одно: она и вправду считала его убийцей Загрельского, хотела отомстить.
И вдруг, через столько лет, на руке какой-то француженки он видит перстень — свой перстень. Тот самый, что исчез вместе с Юлией. Она, конечно, могла выйти замуж за этого Жоржа, потом умереть… Он спокойно подумал о смерти Юлии, чуть пожав плечами. Что ж… А француз подарил оставшийся от жены перстень второй жене. Ничего в этом нет необычного. Вот только удивительно, что именно ему и попался на глаза именно этот перстень. Его фамильный… Да право же, тот ли это перстень? Мелькнул перед глазами на мгновение — можно и ошибиться!
Александру захотелось перепроверить. Он сделал ещё две ездки от гостиницы и к половине одиннадцатого вечера освободился. Француженка и скандинав просили вернуться за ними к одиннадцати или прислать вторую машину. Но Коринцев наказал шофёру кадиллака ехать в театр за австралийцами, а сам помчал к Саржину Яру.
Увы, француженка вышла из «Мавритании» в перчатках и не снимала их до самого конца. На обратном пути Коринцев уже прислушивался к их разговору и понял, что эту ночь они проведут вместе — в номере у скандинава. Когда он притормаживал у входа в Гранд Отель, он знал, что будет делать. Он войдёт в пустой номер и разглядит перстень получше. Он должен убедиться, что это точно его перстень! Зелёная алмазная вспышка словно высветила всю его жизнь последних лет, всколыхнула улёгшиеся было страсти. Коринцев не мог избавиться от мысли, что, узнав перстень, он узнает и ещё о чём-то, о чём смутно догадывается, но никак не может понять — о чём же?
Он поболтал с портье, рассказал, куда возил последних своих пассажиров. Узнал, что она — мадам Аржен из 26-го люкса, а он швед Эрикссон из 21-го. Потом посидел поужинал в ресторане. Оттуда пришёл к туалетным комнатам — по первому этажу за угол. Ну а там бесшумно поднялся по служебному ходу на второй этаж. Уже пробило полночь, коридор был пуст. Сначала Коринцев приник к двери 21-го номера, и вскоре расслышал приглушённый смех — женский и мужской. Тогда он проскользнул к номеру Арженов и быстро, с помощью проволоки и маленькой отвёртки, взятых в машине, отворил дверь. Этой премудрости Александр тоже научился на каторге — народ там собрался ушлый, гораздый на рукотворные фокусы… Вспомнив это, Коринцев улыбнулся. Может быть, ему надо благодарить неизвестных, подставивших его в деле с убийством? Чего только он ни поведал и чему ни научился благодаря такому повороту судьбы! Однако усмешка быстро сбежала с его губ. Благодарить, конечно, было не за что. Да и кого, он не знал. Перстенёк, как внезапно появившаяся ниточка, вдруг поманил, словно обещал…
Коринцев почти был уверен, что мадам Аржен оставит перстень в номере. Зачем он ей на свидании с любовником? Только мешает! Да и швед уже налюбовался красивой драгоценностью…
Он не ошибся, сразу увидел на прикроватном столике шкатулку, а в ней — перстень. Его перстень!
Вот, оказывается, как, совершенно неожиданно, встретил он след Юлии! За год, который он был на свободе, Александр не пытался узнать о ней, найти. Зачем? Но судьба сама свела их: его, уже совсем другого человека, и тень, отзвук женщины, которую он любил… Значит, этот Жорж Аржен и в самом деле был мужем Юлии? Может быть, с ним ей было хорошо. Он, похоже, человек незаурядный, врач, известный специалист…
Коринцеву захотелось хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть узнать об Аржене. Они ведь оба — бывшие мужья одной женщины.
Комната, тускло освещённая ночным светильником, была явно женской спальней. Александр перешёл в смежную, вторую спальню, и тоже зажёг там ночник. Перстень он всё ещё держал в руке, никак не мог заставить себя положить его обратно в шкатулку, всё оттягивал момент. В воздухе второй спальни витал чуть уловимый аромат дорогих сигарет. На столе стояла хрустальная пепельница, лежал длинный плоский спичечный коробок с французской этикеткой. А рядом высилось ажурное сооружение из спичек — треугольный колодец.
Второй раз за этот день у Коринцева перехватило дыхание, остановилось сердце. Но на этот раз сильнее, чем в первый, куда сильнее. Через минуту он опустился в кресло у стола, не сводя глаз со спичечной пирамидки. Он узнал её. Сколько раз видел: Загрельский, весело болтая, или играя в карты, или потягивая вино из бокала, машинально, почти не глядя, выкладывает рядом, на столе — спичка на спичку, — треугольник, сверху кладёт второй, потом третий.… На глазах растёт ажурная пирамидка-колодец… Он ведь поначалу с Владом дружил, часто бывал в одной компании. Когда приятели шутили или восхищались ловкостью его пальцев, Загрельский отвечал: «Привычка — вторая натура! Я и сам не замечаю, как это получается».
Не отрывая взгляда от пирамидки, Коринцев наконец перевёл дыхание, откинулся на спинку кресла. В зажатом кулаке ощутил шлифованные грани изумруда. Он медленно раскрыл ладонь и положил перстень рядом со спичечной фигуркой. И сразу всё стало на своё место. Словно отдёрнули занавес от затемнённой картины, и она проявилась вся, во всех мелких деталях.