Оба аэроплана уже стояли на земле. Но они готовились к одновременному взлету. Вот им запустили моторы, машины покатили по полю, почти синхронно оторвались от земли и по дугам стали расходиться в стороны, набирая высоту. Это было такое захватывающее и красивое зрелище, что далеко не сразу зрители увидели нечто необычное на самолете русского пилота. Сначала то в одном, то в другом месте раздались редкие вскрики, но вдруг, словно в одно мгновение, ахнули разом все. На одном из колес аэроплана «ЕР» висел, вцепившись руками и ногами, человек! Ни Викентий Павлович, ни Люся, ни, по-видимому, большинство из публики не заметили, как все произошло. Но Петрусенко догадался: один из тех механиков, кто раскручивал винт аэроплана, замешкался, отбегая, не успел увернуться от катящегося на него колеса, но успел прыгнуть и повиснуть на нем…
Самолет Ермошина, набирая высоту, стал сильно крениться, пошел неровными толчками. Ермошин глянул вниз и увидел «пассажира» на колесе. Увидел его и фон Даммлер из своей кабины. Он замахал руками, а потом, развернув свою машину, повел ее к аппарату Ермошина. Вся толпа на летном поле одновременно ахнула, когда немец прошел очень близко под колесами русского самолета. Люся вцепилась в рукав мужа:
– Боже мой! Чего он хочет?
– Он пробует снять того беднягу на свое крыло, – ответил Викентий, не отрывая взгляда от разыгрывающейся в небе драмы. – О, нет! Слишком рискованно!
Ермошин пытался выровнять свой аэроплан, но тот, сильно утяжеленный на одну сторону, шел рывками. В этот момент он как раз дернулся вниз и чуть не ударил по крыльям немца. Фон Даммлер резко отвернул и ушел в сторону. Все видели, как он отчаянно махнул рукой и направил машину на посадку.
– Смелый парень, – взволнованно сказал Петрусенко. – Но у него бы и не получилось помочь. Так что правильно он сделал: освободил воздушное пространство Ермошину для маневра.
Рядом кто-то сказал по-немецки:
– Как же русский сядет? Он ведь убьет этого парня и сам разобьется!
Другой, господин в котелке, ответил, спокойно пожав плечами:
– Сам он может прыгнуть с парашютом.
Эльза резко обернулась к говорившим:
– Нет, он этого не сделает! Он не бросит человека погибать!
– Тогда погибнут оба, – пожал плечами незнакомец. – Глупо…
Девушка была бледна, но на скулах полыхали лихорадочные пятна. Она лишь на мгновение отвела глаза от неба, но теперь вновь смотрела туда, сцепив зубы, стараясь не думать о только что услышанных жестоких словах. Вдруг Петрусенко решительно протянул Катюшу Люсе:
– Возьми. Стойте на месте.
И быстро пошел, лавируя между людьми, в ту сторону, где был проход на поле. Ни секунды не раздумывая, Эльза пошла за ним, хотя толком и не поняла, что же собирается делать Викентий Павлович. Они шли, но смотрели вверх, в небо. А там между тем происходило что-то невероятное. Авиатор лихорадочно привязывал какими-то ремнями руль к креслу. Время от времени он наклонялся и кричал что-то человеку, висевшему на колесе. Наверное, просил его держаться покрепче, обещал помощь. Но что же он мог сделать?
Но вот Ермошин соскользнул с кресла на нижнее крыло, отпустил руль и замер. Толпа внизу очередной раз ахнула: аэроплан летел сам, описывая плавный круг над летным полем. Но в то же время он заметно кренился и медленно терял высоту… Пилот стоял неподвижно лишь несколько секунд: убедившись, что аппарат держится в воздухе, он больше не стал терять драгоценного времени. Стал на колени, продвинулся к краю крыла и свесился вниз. Только тут люди увидели, что одна его нога за лодыжку тоже привязана ремнем к пилотскому креслу… Ермошин протянул руку вниз, к своему невольному «пассажиру». Но тот все так же оставался неподвижен, намертво обхватив колесо. Было видно, что летчик кричит ему, а самолет клонится набок все сильнее. И тут, в едином порыве, стоящие вокруг поля люди стали кричать:
– Дай руку! Дай руку!
Словно подчиняясь мощному импульсу, идущему с земли, перепуганный человек наконец-то отпустил одну руку и поднял ее вверх. Но он немного не дотягивался до пилота. Тогда Ермошин, натянув ремень до предела, почти полностью свесился с крыла и вдруг, резко подавшись вниз, схватил тянущуюся к нему руку. Крикнул что-то, и механик протянул ему вторую руку. Несколько мгновений они почти висели в воздухе, в эти же мгновения на земле тоже все затаили дыхание. Викентий Павлович и Эльза, бывшие уже недалеко от входа на летное поле, тоже застыли на месте. Они увидели, как Сергей Ермошин огромным усилием отбросил свое тело на крыло, упал на спину, перекатился, втягивая за собой второго человека. Одним движением отстегнул ремень со своей ноги и захлестнул его на поясе спасенного. А потом рванулся в кресло, схватил руль и вывел аэроплан из опаснейшего крена, выровнял его и пошел на посадку.
Что творилось с публикой, описать невозможно! Петрусенко и Эльза с огромным трудом пробивались несколько метров до входа на поле. Викентий Павлович быстро подошел к полицейскому обер-офицеру, протянул ему свои документы.
– Я ваш коллега, – сказал взволнованно. – Служащий российского полицейского департамента. И я – давний друг этого пилота, Сергея Ермошина. Надеюсь, вы позволите мне пройти к нему.
Офицер быстро просмотрел бумаги Петрусенко, оформленные на немецком языке, козырнул:
– Проходите.
Викентий Павлович оглянулся на Эльзу, стоящую в стороне и не сводящую с него глаз. Она по жесту офицера поняла, что разрешение получено, и непроизвольно рванулась вперед.
– Девушка со мной, – уверенно сказал Викентий Павлович, и офицер посторонился. Они побежали через поле к аэроплану, уже замедляющему свой бег по земле. Вот он остановился, Ермошин поднялся с кресла, шагнул к лежащему на крыле человеку, похлопал его по плечу. Потом необычно осторожно сошел на землю, сделал несколько странных шагов и вдруг упал.
С другого конца поля, от небольшого служебного помещения, бежали к русскому несколько человек, спешил к нему и Даммлер от своей машины. Но Петрусенко и Эльза уже были около него. Викентий Павлович быстро снял с головы Сергея шлем, расстегнул куртку. Летчик глубоко дышал. Викентий Павлович кивнул успокоенно:
– Физическое напряжение, сильное волнение, резкая смена высоты… Сейчас он придет в себя.
В это мгновение Ермошин открыл глаза. Первое, что он увидел, – лицо склонившейся над ним девушки. Нежное, взволнованное, оно показалось ему прекрасным. Он улыбнулся и пробормотал по-немецки:
– Лорелея… Не исчезай, пожалуйста, не убирай руки!
Эльза не убрала ладонь, которой поддерживала его затылок. От его голоса и улыбки у нее мгновенно отлегло от сердца, стало весело.
– Я не исчезну, не надейтесь, – ответила она ему по-русски. – И в пучину вас тоже не заманю!
– О! – Ермошин приподнялся на локте. – Это не Лорелея, оказывается, а сестрица Аленушка!
Эльза засмеялась. Они перебросились всего двумя фразами, но она уже поняла, что с этим человеком ей так легко и просто, словно знает его всю жизнь. Да ведь так оно и есть!