– Какая же у меня глупая голова! Папа и маман так стараются меня вылечить, но боюсь – так и останусь дурачком на всю жизнь…
Вообще-то Замятин обычно выглядел неплохо: высокий, симпатичный, с вьющимися темными волосами чуть ли не до плеч, живыми карими глазами и открытой улыбкой. Но время от времени на его лице появлялось растерянно-глуповатое выражение, настолько нелепо сосредоточенное, что всем сразу становилось ясно: у этого парня с головой не все в порядке… Вот и теперь Викентий Павлович наклонился вперед за кусочком хлеба и краем глаза увидел, что лицо у Замятина как бы обмякло, взгляд затянулся туманной пеленой и устремился в одну точку. Проследив его направление, Петрусенко удивился: Замятин смотрел на Лапидарова так, словно чему-то изумился… или даже испугался. Но ведь они жили под одной крышей уже недели две. А взгляд у молодого человека такой, как будто он впервые увидел Лапидарова и узнал… Странно. Но, может быть, это тоже проявления умственной слабости? Вот Эрих окликнул его, Замятин повернулся, взгляд прояснился, он ответил, засмеялся и совершенно забыл о человеке напротив…
После завтрака все разошлись по своим комнатам, но вскоре пансионат опустеет – все найдут себе занятие в городе. Петрусенко тоже собирались пойти в курзал, но позже, после обеда: заезжая актерская труппа из Франции давала водевиль. Теперь же они решили просто погулять в сосновом бору. Но сначала взяли большие керамические кружки и попили минеральной воды из источника при пансионате.
Сосновый бор начинался сразу за территорией пансионата: высокие кроны сосен виднелись из окна коттеджа. Деревья и в самом деле были ровными, стройными, с мощными стволами и разлапистыми ветвями… На Украине – под Харьковом, под Киевом – тоже росли большие и красивые сосны. Но те леса разительно отличались от этого шварцвальдского бора. У себя дома Викентий и Людмила, навещая своих друзей за городом, охотно ходили в лес по грибы. И это в самом деле был лес: и со светлыми полянами, и с густой чащобой, и с крутыми оврагами. Здесь бор, как парк, был расчерчен дорожками, посыпанными все тем же желтым мелким гравием, деревья, казалось, стояли на одном расстоянии друг от друга, не было подлеска, валунов, оврагов. Несомненно, здесь старательно поработали человеческие руки.
– Наши друзья-немцы не одобряют дикую природу, – со смехом сказал Петрусенко жене, показывая на табличку, прибитую к столбику. На ней было написано: «Путь к вершине холма». Дорожка, по которой они шли, и в самом деле почти незаметно поднималась вверх. – Видишь, через каждые пятьдесят метров стоит скамеечка, а там, «на вершине», непременно увидим столики, навесы или даже небольшой ресторанчик.
– А мне это даже нравится, – сказала Люся. – Вон Катюша бежит впереди, я за нее не опасаюсь: никуда не денется. И ты можешь со своей больной ногой присесть, отдохнуть. Освежиться, когда поднимемся наверх, тоже не помешает.
– Пивом?
– Ой, нет! – Она со смехом замахала руками. – Ты же знаешь, я его терпеть не могу! Вот что мне здесь в самом деле не нравится, так это то, что часто кроме пива и попить нечего.
– А я, Люсенька, все-таки предпочитаю, чтобы река, если она течет по лесу, текла так, как ей предназначила природа: омывала берега, прыгала по камешкам и перекатам, кружила водоворотами… Здесь, в Германии, готовы даже лесные реки одеть в каменные набережные, а русла вычистить и посыпать песочком!
– Пожалуй, я с тобой согласна…
Они как раз вышли наверх и, переглянувшись, засмеялись. У края холма была огорожена смотровая площадка, стояла беседка и несколько скамеек. Дальше, под соснами, – небольшой ресторанчик с открытой верандой и несколькими столиками, поставленными прямо на площадке у входа. Катюша уже сидела за одним из них, болтая ножками.
– Ну что ж, – сказал Викентий Павлович, – пойдем узнаем, может, найдется что-то кроме пива!
Когда они пили зельдерскую воду и ели мороженое, Люся вдруг тихонько сказала:
– Смотри, Викентий, а вот и наши соседи. Надо же, я думала, что они не общаются!
– Я вижу, – ответил Петрусенко, не поворачивая головы. – Ты тоже не смотри в их сторону, не смущай. Может быть, они хотели уединиться.
Из беседки вышли Лапидаров и Замятин, остановились на краю смотровой площадки. Они были заняты очень оживленным разговором и ни на кого не обращали внимания, тем более – на сидящих в отдалении посетителей ресторана. Говорил Замятин – было видно, что он сердится. Лапидаров отрицательно качал головой, разводил руками, похохатывал. Потом погрозил Замятину пальцем и пошел по дорожке вниз. Молодой человек постоял, глядя ему вослед, потом стал догонять. Но, не дойдя немного до Лапидарова, свернул на другую дорожку. Скоро оба скрылись из виду.
– Какие они все-таки странные оба, – пожала плечами Люся. – Лапидаров просто противный, липкий какой-то. А тебе как кажется?
– Согласен с тобой, – коротко ответил Викентий Павлович. Он еще не делился с Люсей своими наблюдениями, но не удивился тому, что их мнения совпали. – А как тебе наш ненормальный аристократ?
– Дитя времени. Но мне он симпатичен, и я его жалею… О чем он мог говорить с Лапидаровым? Да еще вроде бы ссориться?
Викентий Павлович молча пожал плечами, а сам вспомнил перехваченный им за завтраком странный взгляд Замятина. Но Людмиле он об этом говорить не стал – зачем ее тревожить, да и, собственно, говорить не о чем.
– Пойдем и мы, полюбуемся видом, – предложил он жене. – Катюша, пойдем посмотрим с горки!
Они пошли на смотровую площадку, к высокому барьеру. Викентий Павлович взял дочку на руки. Перед ними внизу лежала красивая узкая долина, пересеченная речкой; по зеленым берегам паслись овцы. Вид с высоты вызвал у девочки определенную ассоциацию, и она громко спросила:
– Папочка, а когда мы пойдем смотреть, как летают по небу машины? Ты обещал!
– Завтра, Катенька, увидим. Сядем на поезд, поедем и посмотрим, как летают аэропланы. Как раз завтра полеты будут проходить в Карлсруэ, а этот город к нам ближе всего.
Они стояли, смотрели в долину и на близкие горы. А напротив, совсем рядом, поднималась высокая скала, покрытая темным буковым лесом. На ее вершине, как зубцы короны, проступали из густой зелени башни и стены старинного замка. Викентий Павлович уже слышал и местные легенды, и местное название этого древнего здания: «Замок Кровавой Эльзы». Кровавой графини Эльзы Альтеринг.
Во время ужина Катюша громко всем объявила:
– Мы завтра поедем смотреть, как люди летают на деревянных птицах!
Малышка, конечно, немецкого языка не знала, хотя уже бойко произносила несколько фраз. Но, как ни странно, она легко общалась со всеми. Викентий Павлович смеялся, видя, как дочь живо рассказывает что-то норвежке или служанке Грете, а те внимательно слушают и кивают, словно понимают… Но эту фразу ему пришлось перевести – в прямом и переносном смысле. Он рассказал по-немецки, чтоб могли понять все, о том, что завтра они поедут в Карлсруэ смотреть на показательные полеты авиаторов – немецкого и русского.