Она мельком взглянула на его трусы-боксеры и махнула рукой в сторону ванной комнаты.
— Пойди отдай честь своему маленькому генералу. А я тут пока одна посижу.
Джон прикрылся руками, чувствуя себя пятнадцатилетним мальчишкой.
— Мне просто в туалет нужно, — пояснил он.
Она снова радостно улыбнулась ему; благодаря тягучему южному произношению слова ее прозвучали даже как-то вежливо:
— Возьми стаканчик в коридоре возле бачка с водой и наполни его для меня, договорились?
Он как можно быстрее прошел в общий туалет, спешно пописал, набрав достаточное количество мочи в стаканчик для выборочной пробы на наркотики, и вернулся в комнату. Мисс Лэм сейчас должна будет сделать анализ, и хотя Джон знал, что она там ничего не найдет, он все равно чувствовал себя виноватым и боялся, что она может снова запереть его обратно. Парни в тюрьме рассказывали много чего о надзирающих офицерах, о том, что они подкидывают наркотики, если им кто-то не нравится, что к насильникам они особенно придираются и ищут любой повод упечь их снова за решетку.
Когда он вернулся, она держала в руках фотографию его матери в рамке.
— Это было снято в прошлом году, — сказал он, чувствуя комок в горле.
Эмили стояла в тюремной приемной для посетителей, и Джон обнимал ее одной рукой на фоне белой стены из шлакобетона. Это было на его день рождения. Снимок сделала Джойс, потому что мама настояла.
— Славно, — сказала мисс Лэм.
Джон всегда называл ее мисс Лэм, и никогда — Марта, потому что она пугала его, а он хотел показать ей, что способен на уважительное отношение.
Она сняла заднюю стенку рамки. Что она там искала? Он не знал этого, но чувствовал, что обливается потом, пока она не поставила фотографию обратно на картонный ящик, служивший ему прикроватной тумбочкой.
Потом она начала просматривать книжки в мягкой обложке, которые он набрал в библиотеке; она пролистывала страницы, комментировала названия.
— «Тэсс из рода д’Эрбервиллей»? — удивленно спросила она, остановившись на последней.
Он пожал плечами.
— Я раньше ее не читал. — Его арестовали на следующий день после того, как мисс Ребак, преподавательница английской литературы, объявила классу, что письменную работу они будут писать по «Тэсс».
— Хм… — промычала мисс Лэм и просмотрела книгу еще раз, уже более внимательно.
Наконец она поставила ее на место и, уперев руки в бока, оглядела комнату. Комода у Джона не было, поэтому его вещи были сложены и аккуратными стопками лежали на красном холодильном ящике, где он держал еду. Он мог сказать, что она уже рылась в его одежде, поскольку рубашка сверху была сложена иначе; также можно было предположить, что она проверила его бананы, хлеб и банку с арахисовым маслом в холодильнике. В комнате было одно окно, и он клейкой лентой прилепил на него картон, чтобы заслониться от раннего утреннего солнца. Мисс Лэм отклеила края, чтобы убедиться, что там нет чего-то недозволенного. Комнату освещала голая лампочка, и он заметил, что она выключила напольный светильник возле его кровати. Абажур висел косо. Она его тоже проверяла.
— Подними, пожалуйста, матрас, — сказала она, а потом доверительно, словно они были старинными приятелями, добавила: — Я только что сделала маникюр.
Джон ступил два шага и оказался возле матраса. Он поднял его и прислонил к стене, чтобы она могла посмотреть на грязный блок матрасных пружин снизу. Они одновременно обратили внимание на нижнюю сторону матраса. Кровавые пятна и какой-то грязный серый круг посредине заставили ее поморщиться от отвращения.
— Это тоже, — сказала она, показывая на блок пружин, лежавший на голом полу.
Он поднял его, и они дружно отскочили назад, словно перепуганные школьники, потому что оттуда выскочил большой таракан и побежал по сырому коричневому половику.
— Брр… — сказала она. — А лучше комнату найти нельзя?
Он покачал головой и бросил пружины на пол. Ему повезло, что он нашел хотя бы эту. Как и в тюрьме, в ночлежках свои требования, и очень многие из них не пускают к себе осужденных за сексуальное насилие, особенно если жертвами стали подростки. Джона поселили здесь с шестью другими заключенными, и все они были взяты на учет штатом. Один из них пошел за восьмилетней девочкой, другой любил насиловать пожилых женщин.
— Ладно. — Мисс Лэм улыбнулась, снова очень радостно. — Думаю, с орудиями педофилов в данный момент разобрались. — Она показала на картонный ящик возле кровати. — Открой вот это, пожалуйста.
— Да там ничего…
Джон осекся, понимая, что возражать бессмысленно. Он снял с ящика стопку книг, положил их на кровать, а сверху поставил фотографию мамы, не желая, чтобы она касалась грязного постельного белья.
Он открыл ящик, показав мисс Лэм, что он пустой.
Она следовала дальше по своему списку.
— Виагру, случайно, где-нибудь не прячешь? — Джон отрицательно покачал головой. — Запрещенные наркотики? Порнография? Какое-то оружие?
— Нет, мэм, — заверил он ее.
— По-прежнему работаешь в «Горилле»?
— Да, мэм.
— Если что-то изменится, первым делом докладываешь мне, понятно?
— Да, мэм.
— Что ж. — Она снова уперлась руками в бока. — Тогда все в порядке. На сегодня ты чист.
— Спасибо, — сказал он.
Она погрозила ему пальцем с накрашенным ногтем.
— Я слежу за тобой, Джон. Не забывай об этом.
— Нет, мисс Лэм, не забуду.
Она чуть дольше задержала на нем взгляд, а потом сокрушенно покачала головой, словно никак не могла понять его.
— Не влазь ни в какие неприятности, и у нас с тобой не будет проблем, о’кей?
— О’кей, — согласился он и невпопад добавил: — Спасибо.
— Я буду заглядывать к тебе, — сказала она, направляясь к двери. — Держись подальше от неприятностей.
— Да, мэм, — пообещал он.
Проводив ее, он задержал руку на закрывшейся деревянной двери и устало прислонился к ней лбом, переводя дыхание.
— Тук-тук, — услыхал он из коридора сверху. Мисс Лэм отвечала также и за насильника старух. Джон не знал, как того зовут, потому что всякий раз, когда они встречались в этой ночлежке, он собирал всю волю в кулак, чтобы сдержаться и не врезать ему по полной.
Он вернулся в свою комнату, стараясь не слушать бодрые пассажи мисс Лэм в комнате наверху. Он ненавидел людей, которые копаются в чужих вещах. Самое главное, чему он научился в тюрьме, — нельзя прикасаться к чужой собственности, если не хочешь умереть за это.
Он взял футболку, одну из шести, и снова сложил ее по-своему. У него была пара хлопчатобумажных брюк, двое джинсов, три пары носков и восемь пар трусов, потому что мама почему-то все время приносила ему в тюрьму нижнее белье.