В ожидании, пока назовут его имя, он присел на пластиковый стул. Нога опять начала дергаться, хотя все остальные в комнате выглядели абсолютно спокойными. В основном это были женщины с детьми. Они приехали проведать своих отцов. Мальчик рядом с Джоном держал в руках рисунок самолета, сделанный цветными карандашами. Какая-то девочка плакала, потому что ей не разрешили принести сюда плюшевого медведя. Рентген обнаружил внутри игрушки что-то необычное, а мать не разрешила вспарывать ее.
— Шелли, — сказала женщина в униформе.
Никто из охранников не узнал его, но, учитывая количество заключенных и посетителей, которые проходили здесь каждую неделю, ничего удивительного в этом не было.
— Шелли, — снова повторила она.
Джон встал, прижимая пластиковый пакет к груди.
— Столик три, — кивнув ему, сказала она.
Он положил пакет на резиновую ленту транспортера рентгеновского аппарата, где ее просветили в третий раз, а сам прошел через металлодетектор в комнату для посетителей. Он остановился у края транспортера, глядя на это помещение и стараясь представить его себе глазами матери. В комнате примерно семь на десять метров были расставлены металлические столики, напоминавшие мебель для пикника, которые были прикручены к полу. По одну сторону сидели мужчины, а по другую — их жены, подружки или проститутки, которым эти мужчины заплатили, чтобы те пришли их проведать. Между столиками с визгом и смехом гоняли дети, а через каждые три метра спиной к стене стоял охранник. Повсюду были развешены видеокамеры наблюдения, с молчаливым неодобрением медленно двигавшие объективами из стороны в сторону.
За одним из столиков, за столиком номер три, сидел Бен Карвер. Он был одет в обычную белую рубашку, белые штаны и белые носки. У него была пара подходящих по цвету домашних тапочек, которые ему принесла мать, но Бен редко надевал их вне камеры, потому что боялся испачкать.
У всех в тюрьме была некая своя маска, новый образ, помогавший выжить в этих условиях. Убийцы становились еще более отвратительными, арийцы — более жестокими, гомики — гомиками в еще большей степени, а у полоумных вообще срывало крышу. Бен относился как раз к последней категории, и исполнял он эту роль, как мэтр драматической сцены. Джон не думал, что это было так уж тяжело для него. К тому моменту, когда парни из БРД схватили его, он уже убил шестерых в окрестностях Атланты. Его фишкой было отрезать у своих жертв правый сосок в качестве сувенира. Во время ареста в центральном отделении почты Атланты, где он восемнадцать лет проработал сортировщиком, один из копов переусердствовал и сбил Бена с ног. При этом изо рта у Бена вылетел кусочек мышечной ткани, позднее идентифицированный как правый сосок последней жертвы, — Бен сосал его в качестве спасательного средства, своего рода палочки-выручалочки.
Эта зловещая подробность в сочетании с подходящей фамилией — Карвер [11] — вызвала громкий резонанс в прессе. В отличие от Джона, он попал в выпуски телевизионных новостей и даже получил свое персональное прозвище — Резатель из Атланты. Бену эта кличка никогда особо не нравилась, но потом он вдруг обиделся на Уэйна Уильямса — человека, осужденного по делу об убийствах детей в Атланте, — за то, что тот вытеснил его с первых страниц газет уже через несколько недель после ареста Бена.
— О, мой милый мальчик, — сказал Бен, с тонкой улыбкой глядя на Джона. Губы его были влажными, и посредине, там, где он всегда держал сигарету, на них было видно темное пятно. Точно такая же выеденная никотином отметина, напоминавшая «яблочко» на мишени, была в центре и на его зубах. Одной из первых вещей, которые Бен сразу же заявил Джону, было то, что ему необходимо все время что-то держать во рту для фиксации. «И лучше уж пусть это будут сигареты, чем твой правый сосок, мой милый мальчик». После этого Джон никогда не жаловался на то, что его сокамерник курит.
— Итак, — сказал Бен.
Джон продолжал стоять перед столом, не будучи уверенным, что тот хочет, чтобы он сел.
— Хорошо выглядишь, — сообщил он Бену.
— Разумеется. — Он жеманным жестом пригладил волосы, которых на голове у него практически не было, и подмигнул кому-то за спиной у Джона.
Хотя Бен сидел в камере со специальной защитой от остальных заключенных, в их крыле не было комнат, специально оборудованных для встреч с посетителями, поэтому в тех редких случаях, когда к нему кто-то наведывался, он сидел здесь вместе с обычными обитателями тюрьмы. Любой заключенный из блока для людей с психическими расстройствами третьего уровня во время таких визитов был очень уязвим. Ему оставалось только надеяться, что его друзья по несчастью слишком заняты своими шлюхами или слишком уважают своих жен и подруг, чтобы при них вытащить нож и вспороть ему живот.
— Мне нужно было с тобой повидаться, — сказал Джон.
Бен цыкнул языком, и Джон постарался не думать, что было бы у него во рту сейчас, если бы полицейские в свое время не поймали его.
— Разве я не говорил тебе, чтобы ты больше никогда в жизни не возвращался в эту чертову дыру?
— Я рад тебя видеть, — сказал Джон, и это была чистая правда. С тех пор как вышел отсюда, он не встретил еще ни одного приветливого лица.
— Ладно, — сказал Бен, облизывая губы. — Что ты мне принес?
Джон вытащил из пакета блок «Кэмела» без фильтра.
— О, этого просто не может быть! — Бен прижал блок к груди. — Пожалуйста, присаживайся, мой сладкий! Ты ведь знаешь, я не люблю, когда стоят над душой, даже если при этом открывается такой прекрасный вид на твои яйца.
Джон сел, несколько сбитый с толку речью Бена. Он уже успел забыть, как тот разговаривал с ним, как умудрялся заставить его чувствовать на себе грязь, даже если просто интересовался, который час. Джону пришлось напомнить себе, что это было частью образа жизни Бена, его способом прожить очередной день, чтобы не перерезать себе горло.
— Опра [12] сегодня выступает со своим любимым занятием, — доверительно сообщил Бен.
Шоу Опры было единственной программой, смотреть которую соглашался весь блок без исключений.
— Я уверен, что это будет хорошая передача, — сказал Джон.
Он замолчал, потому что в этот момент к их столику подошел охранник и ненадолго задержался там, прежде чем идти дальше.
— Слушай, — сказал Бен, — ты прекрасно знаешь, что я не могу надолго оставаться без никотина. Так что ты хочешь за это?
Джон наклонился поближе, оставив руки на столе, чтобы охраннику было видно, что он не делает ничего запрещенного.
— У меня проблема.
— Я так и думал.
Охранник двинулся вперед. Джон с трудом подавил желание обернуться через плечо. За ситуацией позади него следил Бен, в то время как Джон не спускал глаз с тех, кто был за спиной у Бена.