Закончив с сетью, Завала убрал манипуляторы, снова включил мотор и поплыл в глубь лагуны. Видимость снизилась вдвое, повсюду плавали частички водорослей, занесенных в бухту и рассеченных об острые камни. Батискаф теперь двигался со скоростью слепого, который ощупывает дорогу перед собой при помощи трости. Крупного объекта напарники не замечали, пока не оказались прямо над ним. Завала выключил мотор.
—Это еще что? — произнес он.
Свет с поверхности, словно проходящий сквозь витраж собора, выхватывал гигантскую конструкцию: футов триста в диаметре и тридцать в высоту. Приплюснутые, как у линзы, края покоились на четырех металлических опорах. Те, в свою очередь, скрывались в коробчатых кожухах.
—Это либо паук-переросток, либо затонувший НЛО, — задумчиво произнес Остин. — Как бы там ни было, давай спустимся пониже.
По наводке Остина Завала провел батискаф вниз под углом и проплыл вдоль почти всего периметра, затем вернулся по своему же следу и осмотрел оставшуюся часть. Конструкция имела практически идеально-круглую форму, и только в одном месте ее край задирался к подводной скале.
—Поразительно! Здесь такая высокая температура!
—Да, печет. Сквозь комбез чувствую. Кто-то играет с БТЕ.
— Судя по приборам, тепло выделяют колонны. Похоже, они служат еще и средством передачи. Опасного ничего нет. Пока что...
— Ты давай припаркуйся, а я присмотрюсь к этой штуковине поближе.
Батискаф опустился на дно, и Остин, отстегнувшись, поплыл к неизвестной конструкции. Отдал напоследок Завале распоряжение: включить через пятнадцать минут стробоскопический маяк.
Поднявшись над прозрачной крышкой, он оглядел цельнометаллическую конструкцию матово-зеленого оттенка. С поверхности ее было не увидеть именно благодаря цвету. Опустившись на купол, Остин осторожно всмотрелся через него.
Внизу переплетались трубы и какие-то механизмы. Работники в белых халатах сновали по хорошо освещенным отсекам. Озадаченный, Курт попробовал свести факты воедино и понять назначение механизмов. Так ни до чего и не додумавшись, он отцепил от пояса подводную видеокамеру и снял происходящее под куполом. Удовлетворенный результатом, поднялся над диском и хотел уже взять панорамный кадр, как вдруг заметил краем глаза какое-то движение.
Замерев, он следил, как спускается но рельсу описанный Завалой герметичный лифт. Вот аппарат вошел в круглое отверстие — оно открылось на ближайшей к скале стороне диска. Остин снова включил камеру, но тут его отвлек Завала.
— Дуй назад! Температура начинает зашкаливать!
Если Завала торопит, значит, дело серьезное.
— Плыву! — ответил Остин.
Молотя воду мощными ногами, он быстро возвращался к батискафу. Завала не ошибся: температура воды и правда росла. Потея, Остин поклялся больше никогда не варить лобстеров.
— Быстрей! — поторапливал Завала. — Температура уже зашкалила!
Заметив во мгле маяк «Броуга», Остин зажег свой маячок на компенсаторе плавучести. Батискаф начал подниматься навстречу. Температура росла. Усевшись в кормовом сиденье «Броуга», Остин наскоро пристегнулся, и Завала ударил по газам. Пропеллеры взвыли, неся «Броуг» к выходу из лагуны.
— Курт, что-то не так! — пролаял в микрофон Завала. — Они подняли тревогу!
Секунду спустя раздался приглушенный хлопок. Обернувшись, Остин увидел, как подводная база превратилась в огненный цветок. Все живое внутри моментально погибло. По опорам-проводникам перегретый газ устремился на фабрику. К счастью, было воскресенье — на суше никто не погиб. «Броугу» повезло меньше — ударной волной его закрутило и понесло. Хуже всех пришлось Остину. Его как будто лягнул гигантский невидимый мул. Ремни не выдержали, и Курта выбросило из сиденья. Он завертелся, чуть не запутавшись в переплетении кислородных шлангов. Лететь ему дальше, и может, он остановился бы где-нибудь посреди Тихого океана, если бы не сеть. Повезло — удар пришелся на ноги. Врезался бы Остин головой — сломал бы шею. Спружинив, сеть отбросила его назад, как ремень рогатки — камушек. Прямо на батискаф.
Колпак сорвало. Подлодка летела на Курта, и казалось, столкновения не избежать. Обхватив руками колени, Остин приготовился. Видимо, на роду ему написано погибнуть сегодня, как жуку, — на лобовом стекле автомобиля. В последний миг батискаф подпрыгнул вверх, лишь вскользь задев Остина поплавком. Плечо ожгло болью. Ударные волны от последующих взрывов затормозили Курта и швырнули вслед за «Броугом». Окончательно порвав сеть, тот беспрепятственно уходил из лагуны.
Инстинктивно схватившись за регулятор, Остин закусил загубник и набрал полные легкие воздуха. Хорошо, регулятор еще работает. Стекло маски пошло трещинами — в том месте, где по ней хлестнуло шлангом. Ну, слава богу, не в лицо! Сняв бесполезную маску, Остин принял вертикальное положение и осмотрелся.
Да, надо скорей на поверхность, но без Завалы уходить нельзя. Надо поискать его еще раз. Остин медленно огляделся. Без маски перед глазами все расплывалось... хотя нет, вон там мелькнуло пурпурное пятнышко. Метнувшись к нему, Остин нашел наконец Завалу. Тот плавал в нескольких футах над дном, изо рта у него вырывались пузырьки.
Сунув, не глядя, ему в рот загубник, Остин отстегнул свинцовый пояс. Сила воли, на которой он действовал, почти иссякла; мозг накрыло яростной черной волной. Тогда Курт врубил подачу воздуха в компенсатор плавучести. Но тут послышался новый взрыв, и Остин потерял сознание.
Пол стоял в дверях хижины неподвижно, словно тотемный столб. Последние четыре часа он слушал и всматривался во тьму. Все его чувства были напряжены до предела, готовые уловить малейшее изменение в ритме ночи. День ушел, и свет рождали только редкие тлеющие костры, на которых туземцы готовили пищу. Вот последние селяне, подобно печальным призракам, разошлись по лачужкам, и деревня погрузилась в тишину. Лишь плакал где-то приглушенно ребенок. Какое же все-таки это нездоровое место. Пол и Гаме словно оказались в зачумленной деревне.
Голландец выгнал семью из хижины, ближайшей к его собственной. Широким жестом, подражая швейцару у дверей «Ритца», он пригласил войти Траутов. Сквозь неплотные соломенные стены проникали тонкие лучики света и совсем чуть-чуть воздуха. Полы в хижине были земляные, на опорах висели гамаки; мебель состояла из пары грубых стульев и разделочной доски из пеньков. Впрочем, не духота беспокоила Пола. Его не покидало чувство, что они с Гаме угодили в ловушку.
Пол наморщил нос; этот жест он унаследовал от отца, рыбака с Кейп-Кода. Бывало, выйдет отец в предрассветных сумерках на пирс и принюхается, точно старый пес. А потом скажет:
— Славный будет денек, кэп. На рыбалку!
Бывало и так, что Траут-старший наморщит нос и без лишних слов тут же отправится в кофейню. Всякие сомнения в чутье отца развеялись, когда в один прекрасный день он остался на берегу, а шестеро других рыбаков пропали без вести во время шторма в открытом море. Отец тогда объяснил: дескать, пахло как-то не так.