Все трое погрузились в катер. Ключи были в замке зажигания, баки — полны, и двигатель завелся с полуоборота. Остин повел суденышко по прямой, на полной скорости — к побережью штата Невада. Услышав за спиной крик Завалы, он обернулся. Друзья смотрели, как вокруг причала вода бурлит и пузырится, словно кипящий бульон в кастрюле.
Раздался приглушенный рев, и наружу выстрелил кроваво-красный фонтан. Беглецы прикрылись руками, защищаясь от падающих с неба обжигающих капель и от пара. Когда они осмелились наконец открыть глаза, то увидели: причал исчез совершенно, а вдогонку катеру несется волна футов под десять высотой.
— Наша лодка считается непотопляемой, — напряженно произнес Завала.
— То же говорили про «Титаник», — напомнила Гаме.
Остин развернул катер и повел его навстречу волне. Пассажиры напряглись, ожидая удара, но их лишь приподняло высоко над поверхностью озера; волна прошла низом. Ведь даже цунами пика разрушительной силы достигает лишь у самого берега. Оставалось надеяться, что по пути к берегу Невады эта волна ослабеет, уляжется.
На суше тоже было неспокойно: из-за деревьев, где Остин с высоты две тысячи футов видел башенки поместья, поднимались столбы дыма. Прошло немного времени, и они потемнели, стали жирнее, тут и там мелькали проблески желтого и красного пламени. Остин сбавил скорость, чтобы полюбоваться пожаром.
— Рагнарёк, — пробормотал он.
— Гибель богов? — спросила Гаме.
— Скорее богини.
Наступила тишина, нарушаемая только гудением моторов и шипением воды у носа катера. Потом раздался звук, похожий на уханье безумной совы. Остин, Гаме и Завала обернулись и увидели идущий за ними красно-бело-синий торт. «Королева Тахо» еще раз посигналила. С палубы махал рукой Пол. Остин махнул ему в ответ и развернул катер в сторону пароходика.
Ливийская пустыня, полгода спустя
Старейшина деревни был тощ, как жердь. Десятилетия, проведенные под беспощадным солнцем, настолько иссушили его кожу, что на лице буквально не осталось места для новых морщин. Годы скудного питания оставили ему всего два зуба: один торчал из верхней, второй — из нижней десны, однако старик не переставал гордо улыбаться. Стоя в середине своих владений — кучки хижин из желтой глины и небольшой пальмовой рощицы, обозначающих грязный оазис, — он мог сойти за мэра, который готовится перерезать ленточку и подарить городу новый проект.
Деревня располагалась далеко к западу от пирамид Гизы, в одном из самых неблагополучных районов мира. Между Египтом и Ливией на тысячи квадратных миль простираются горячие пески, тут и там усеянные остовами танков времен Второй мировой. К оазисам жмутся скудные поселения, борющиеся за жизнь. Порой оазис пересыхает, и тогда урожай гибнет, а в селения приходят голод и смерть. Веками люди пустыни жили от засухи к засухе, но сегодня должна наступить новая эра.
В ознаменование добрых перемен деревню украсили цветными флажками, по пестрой ленточке привязали к хвосту каждого верблюда. В самом центре, на площади — обыкновенном пыльном пятачке — разбили палатку цветов ООН, на краю поселения стояло несколько вертолетов. В тени палатки ждали представители ООН, нескольких стран Ближнего Востока и Африки.
Старейшина встал перед конструкцией, какую вряд ли встретишь посреди пустыни: круглый мраморный фонтан, в центре которого — чаша поменьше, украшенная статуей крылатой женщины. Вода лилась из ее протянутых ладоней.
На шее у старца висела оловянная кружка. Он торжественно зачерпнул ей воду из бассейна, отпил и улыбнулся еще шире. Слабым, дребезжащим голосом старик провозгласил:
— Альхамдулиллах лилмайя!
Еще несколько селян отпили у него из кружки, словно это она — а не фонтан — была магическим источником пресной воды. Женщины, дожидавшиеся в стороне, поспешили к фонтану наполнить кувшины. Дети восприняли это как сигнал и нагишом, радостно смеясь, попрыгали в воду купаться. Дипломаты наконец оставили палатку и приблизились к источнику.
Из тени под пальмой за праздником наблюдали члены команды особого назначения НУМА и шкипер «Триглы».
— Кто-нибудь переведет, что сказал старик? — спросил Завала.
— Мои познания в арабском сильно ограниченны, — призналась Гаме, — но вроде бы он благодарит Всевышнего за воду, чудесный дар жизни.
Пол обнял жену за плечи здоровой, правой рукой.
— Жаль, сама Франсишка не видит своей статуи. Напоминает дни, когда ее считали белой богиней.
Остин кивнул.
— Скорее всего, она прошла бы мимо статуи. Проверила водонапорную башню, ирригационную установку, убедилась бы, что труба от опреснительного завода не протекает, и тут же отправилась налаживать работу других источников.
— Склонен с тобой согласиться, — ответил Пол. — Как только остальные страны убедятся в работоспособности технологии Кабрал, они тут же достанут свои кружки. Бахрейн и Саудовская Аравия уже готовы финансировать постройку заводов. Однако ООН, думаю, исполнит последнюю просьбу Франсишки и сосредоточит усилия в странах Субсахарской Африки.
— Я слышал, юго-западные штаты и Мексика изъявили готовность построить опреснительные заводы на побережье Калифорнии, — сказал Остин. — Так они решат проблему истощения Колорадо.
— Думаю, — заметила Гаме, — Франсишка была бы рада увидеть, что борцы за воду вместе облагораживают засушливые места. Я прямо чувствую, как рождается дух сотрудничества. Похоже, у человечества появился шанс.
— Лично я настроен оптимистично, — признался Остин. — В ООН обещали ускорить бюрократический процесс и довольно быстро построили завод по очистке анасазия в Канаде. Схема Франсишки поразительно проста. Если учесть, как быстро и при каких низких затратах возвели опреснительный завод здесь, любая страна вскоре сумеет обеспечить своих граждан дешевой пресной водой.
— Ирония судьбы, — произнесла Гаме. — Анасазий нашли в Лос-Аламосе, где разрабатывали оружие массового поражения.
— В руках «Гокстада» он чуть не стал таковым.
Несмотря на жару, Гаме вздрогнула.
— Порой я вспоминаю эту великаншу, двух ее палачей и страшное логово, как кошмарный сон.
— К несчастью, это был не сон. И сбежали мы не из страны Оз.
— Надеюсь, нигде в мире не осталось злокачественных клеток, способных перерасти в рак.
— Я тоже надеюсь, — ответил Остин. — «Гокстад» лишился головы, научного центра и всесильных покровителей, помогавших продвигать идеи Брунгильды. По всему миру люди поняли, чего чуть было не лишились, и спешат восстановить свои права на воду.
Джим Контос, который до того лишь с интересом слушал, произнес:
— Спасибо, что пригласили на мероприятие. Теперь хотя бы знаю: батискафики мои погибли не напрасно.