Это был уже четвертый выпад подряд, и он никак не ожидал его. С завязанными глазами оставалось только полагаться на естественный ритм своего мучителя, чтобы попытаться предугадать удар, да только у Ковача не было ритма. Безжалостные удары сыпались в абсолютно случайном порядке. Он издевался над Максом вот уже десять минут и до сих пор не задал ни одного вопроса.
Внезапно он сорвал клейкую ленту с глаз Хэнли вместе с целым куском кустистых бровей. Казалось, будто в лицо плеснули кислотой, и Макс не смог сдержать крика.
Смаргивая слезы, он огляделся. Они находились в пустой комнате с белыми голыми стенами из шлакоблока и бетонным полом. Под ногами у него был водосток, а на гвозде рядом с металлической дверью свернут шланг для полива. Дверь приоткрыта, и за ней виднелся коридор с такими же белыми стенами.
Ковач возвышался над Максом в брюках и хлопковой майке, насквозь пропитанной его потом и кровью Макса. Прислонившись к стене, неподалеку с каменными лицами стояли двое охранников в одинаковых комбинезонах. Ковач вытянул руку, и один из них подал ему пачку бумаг.
— Твой сын сказал, — начал Ковач, — что тебя зовут Макс Хэнли и ты инженер на корабле торгового флота. Это так?
— Пошел к черту, — низким грозным голосом ответил Макс.
Ковач сжал нервный узел на шее Макса, и по телу разлились
потоки дикой боли. Серб надавливал все сильнее, пока Хэнли не начал биться в судорогах.
— Это так?
— Черт, да, да, — сквозь сжатые зубы прорычал Макс.
Ковач ослабил хватку и со всей силы врезал Максу по челюсти.
— Это за вранье. У тебя в ноге был подкожный передатчик. Такие в торговом флоте не делают.
— Это все компания, которую я нанял для спасения Кайла, — с трудом ворочая языком, пробормотал Макс. Сейчас ему хотелось только помассировать лицо, которое он уже не чувствовал. — Это они поставили его мне в целях безопасности.
Ковач снова заехал ему по лицу, на этот раз выбил зуб.
— Неплохая попытка, да только шраму по меньшей мере полгода.
Он был почти прав. В последний раз Хакс заменяла ему чип семь месяцев назад.
— Да нет, клянусь! — продолжал лгать Макс. — На мне все быстро заживает, вот, посмотри на мои руки.
Ковач опустил взгляд. Руки Хэнли были испещрены старыми шрамами. Но это для него ничего не значило. Он навис над Максом так, что их лица были в сантиметрах друг от друга.
— За свою жизнь я оставил больше шрамов, чем хирург, и прекрасно знаю, как они заживают. Этому не меньше шести месяцев. Говори, кто ты такой и откуда у тебя такое устройство!
В ответ Макс напрягся и ударил его лбом в нос. Сковывавшие его веревки не позволили сломать кость, но брызнувшая из ноздрей Ковача кровь его вполне удовлетворила.
Тот взглянул на Хэнли в приступе животной ярости. Было ясно, что его выходка не останется безнаказанной, но, видя разъяренное окровавленное лицо серба, Макс понял, что зашел слишком далеко.
На него обрушился шквал ударов. Серб не целился, не рассчитывал силу. Это была взрывная реакция, первобытный инстинкт на возможную угрозу. Макса колошматили по лицу, груди, животу, плечам, паху в нескончаемом потоке ударов кулаками и ногами; казалось, им не будет конца. Они наносились так быстро, будто его избивали сразу несколько человек, но заплывшими глазами Макс видел, что Ковач наказывает его в одиночку.
Целых две минуты прошло, прежде чем один из охранников наконец подошел унять мясника. Тот обернулся, вперив в него кровожадный взгляд, и охранник спешно попятился. Все же серб немного утихомирился.
Он презрительно оглядел бессознательно обвисшее на стуле тело, грудь вздымалась от выброса адреналина. Ковач хрустнул пальцами и стряхнул капли их смешанной крови на пол. Протянув руку, приподнял правое веко Макса. Под ним он увидел только белок закатившегося глаза.
Зелимир повернулся к охранникам.
— Проверьте его через пару часов. Если и в следующий раз не расколется, привезем его сынишку из Коринфа и посмотрим, как долго он сможет наблюдать за избиением своего чада.
С этими словами Ковач вышел в коридор. Через секунду за ним последовали и подчиненные, закрывая за собой дверь. Они так и не оглянулись на Макса.
Наблюдая за их уходом почти зажмуренными глазами, Хэнли дернулся, стоило им повернуться к нему спиной. Во время зверского избиения он беспрестанно раскачивался взад-вперед, силясь ослабить веревки. В слепом гневе Ковач этого не заметил, а охранники решили, что пленник корчится от боли. Но Макс действовал расчетливо и хладнокровно.
Он наклонился и схватил одну из бумажек, оброненных Ковачом, когда Хэнли заехал ему по носу. Раскачавшись на металлическом стуле, прыгнул вперед, к двери. У него была только одна попытка — ведь даже если он и переживет еще одну пытку, он скажет все, что угодно, лишь бы защитить Кайла.
Хэнли попал в яблочко. Листок вошел в щель между дверью и косяком за миг до того, как повернули ключ, и язычок замка не встал на место.
Макс отклонился назад на спинку стула. Так жестоко его еще никогда не избивали. Даже во вьетконговской тюрьме было не так плохо, а ведь там мучители сменяли друг друга и избиения не прекращались часами. Он провел языком по рту, два зуба свободно шатались. Удивительно, что нос остался цел, а сердце не остановилось.
Рана на лодыжке, откуда ему вырезали передатчик, казалась теперь сущим пустяком по сравнению с болью, пронзавшей тело. Грудь представляла собой кровавый кусок отбивной, и Макс боялся представить, что сталось с его лицом.
Что ж, я и раньше был не красавцем, с усмешкой подумал он, и кривая улыбка, тронувшая губы, вызвала очередную струйку крови изо рта.
Макс выделил себе на восстановление десять минут. Останься он здесь подольше, тело сведет судорогой, и больше он с места не сдвинется. В море боли блеснул лучик надежды: по крайней мере, они не притащили в этот ад Кайла. Сейчас он в Греции. Даже в руках респонсивистов он в относительной безопасности. Эта мысль стала спасательным кругом Макса.
По подсчетам, прошло уже шесть минут, и он начал ерзать, ослабляя веревки. Сначала удалось высвободить запястья, а затем Макс руками растащил веревки, охватывавшие его грудь. Наконец он развязал ноги и встал. И тут же, покачнувшись, схватился за спинку стула, чтобы не упасть.
— Что-то мне нехорошо, — пробормотал он, пытаясь сфокусировать помутненный взгляд.
Хэнли как можно тише приоткрыл тяжелую дверь. Коридор был пуст. В свете флуоресцентных ламп, перемежающемся с густыми тенями, стены казались куда более обшарпанными, чем на самом деле.
Макс свернул листок и запихнул его в прорезь, не давая две- Ри захлопнуться. Согнувшись пополам, неспособный выпрямиться от боли, он прокрался дальше по коридору, проверяя, не оставляет ли за собой кровавый след.