— И ты туда же, — печально сказал капитан. — Все всё понимают, а издеваются.
— Упаси Господь! — Богдан притворно удивился. — Я просто соблюдаю закон. Я ж не хочу тебя подставлять.
— Ага. И таких умных — половина улицы.
— Да, здесь собрался цвет городской интеллигенции, — нахально согласился македонец.
— Может, хватит выпендриваться?
— Ладно, — сдался Богдан, — но пройдете только вы. Америкосы пущай за воротами покурят.
— Хорошо, — радостно согласился капитан, ожидавший более долгих препирательств, и повернулся к «коллегам» из НАТО. — Stay here, please! [44]
Американцы безразлично кивнули. Они уже поняли, что в половину домов их просто не пустят, а действовать силой они не имели права.
— Надо было сказать «Freeze, motherfuckers!» [45] — проворчал Богдан. Но так, что морские пехотинцы услышали и крепко сжали губы, чтобы не ответить. Македонец удовлетворенно улыбнулся и пропустил троих полицейских во двор. — Гром, лежать! Надеюсь, собаку допрашивать не будете?
— Языков не знаем, — в тон хозяину дома ответил капитан. — Мы быстро.
— Ну-ну, — Богдан плюхнулся в плетеное кресло на веранде, — смотрите у меня. Что нибудь интересное найдете, зовите.
Полицейские пробыли в доме минуты две. Обошли комнаты, для проформы заглянули в шкафы и под барную стойку на кухне. Естественно, никого.
— Ай-ай-ай! — македонец скорбно покачал головой. — Может, плохо искали? Давайте еще раз. Руку даю на отсечение, вы половину мест не осмотрели.
— Какие, например? — осведомился капитан.
— Микроволновую печь, морозилку, ящики письменного стола. В каминную трубу никто не лазал.
— Иди ты! — беззлобно отмахнулся капитан. — Ты все веселишься, а нам весь день работать.
— Дурная голова ногам покоя не дает, — с добродушной улыбкой заметил Богдан. — Вы больше своих друзей из Штатов слушайте! Они вам еще и не такое предложат. Завтра Вардар тралить будете. А вдруг диверсант на дне реки затаился? Сидит среди водорослей и через трубочку дышит.
Полицейские засмеялись.
— Это вряд ли, — капитан протянул руку. — Ты не держи на нас зла. Сам же понимаешь…
— Бывает, — македонец пожал протянутую руку. — Смотрите, пулю не схлопочите. Говорят, резкие парни эти диверсы.
— А мы сделаем вид, что их не видим, — очень тихо сказал капитан. — Если, конечно, этих за спиной не будет, — полицейский еле заметно кивнул на американцев.
— Передавайте от меня привет, — Богдан наклонил голову.
— Аналогично, — капитан улыбнулся. Македонец проводил полицейских до ворот и вернулся на веранду. Ни он, ни его приятель из полиции не сомневались, что сербского диверсанта никто не собирается искать всерьез. Сербы и македонцы только имитировали активность, втайне надеясь на то, что славянину давно удалось уйти.
У соседних ворот капитан принялся препираться с высоким и пузатым русином, хозяином бакалейной лавки. Бакалейщик не на шутку боялся, что полицейские обнаружат в его сарае штабель ящиков с контрабандными сигаретами. Только получив гарантии поиска исключительно диверсанта, русин распахнул ворота.
Московский мэр прохромал по кабинету и уместился в кресле во главе длинного стола из лакированной карельской березы.
Нога болела от стопы до колена. На вчерашнем дружеском матче между командами московской мэрии и администрации российского Президента начальник Службы Охраны от души врезал столичному градоначальнику бутсой по лодыжке. Хорошо, не сломал. Мэр долго катался по искусственному дерну, изображая из себя поверженного бразильского форварда. Прудков был позер.
Наутро он понял, что почти не может ходить. Вызванный в срочном порядке придворный эскулап констатировал ушиб надкостницы и порекомендовал полежать денька три дома.
Но дела ЗАО «Москва», в которое давно превратилась столичная администрация, не терпели отсутствия главного барыги. Поэтому Прудкову сделали новокаиновую блокаду, и он отправился на службу.
Вице-мэр с птичьим отчеством Павлиныч и с таким же количеством головного мозга выложил перед начальством кипу бумаг, отступил на полшага назад и изобразил на лице угодливое внимание.
Прудков углубился в чтение.
Минут через десять он заметил, что вице-мэр продолжает нависать над столом, и царственным взмахом руки разрешил ему сесть.
— Что у нас по строительству дома для МВД?
— Нормально, — осторожно ответил Павлиныч, — сдадим в срок.
— Кто занимается?
— Резин, как обычно.
— Мне вчера доложили, что там какие-то непонятки с рабочими. Вроде хохлов набрали…
— Это Одуренко со Свинидзе воду мутят, — нашелся вице-мэр. — Типа того, что гастарбайтеры денег не платят. Нашли пару каких-то бомжей и интервью у них взяли. Я уже Индюшанскому шепнул, НТВ выступит с опровержением.
— Индюшанский сейчас импичментом занят.
— Ничего. Пусть Компотова натравит. Нужно же воскресные «Итоги» чем-то разбавлять…
— Мне надо по Югославии выступить, — напомнил Прудков. — Скажи Индюшанскому, чтобы Компотов у меня интервью взял.
— Да зачем нам Югославия? — Павлиныч недовольно скривился. — Только лишний раз с американцами поцапаемся. Лучше Деда хорошенько пропесочить. Зюгнович намекал, что на поддержку импичмента он своих на выборах мэра правильно сориентирует.
— А он и так никуда не денется. — Прудков вытянул онемевшую ногу. — Его банкиры в наши облигации вложили сто семьдесят лимонов. Будет смотреть на сторону — начнутся проблемы… А с Югославией тема больно хороша. На президентских помочь может. Кстати, ты с Максимычем еще не говорил?
— Когда? — удивился вице-мэр. — Его ж только вчера сняли! Он пока дела сдает.
— Тоже мне — премьер, — скривился столичный градоначальник, — одни понты… В кресле не смог усидеть.
— Нам-то он на пользу будет, если переманить сможем.
— Сможем, сможем… Он на фиг никому, кроме нас, не нужен. Обгадился по уши.
— Но головку держит гордо, — заржал Павлиныч.
— На то он и дипломат, его мать. — Прудков поерзал в кресле. — Жаль, дела моей жены прикрыть не успел.
— Да мы сами все сделаем, — вице-мэр подвинулся ближе к начальнику. — Фээсбэшника районного уже обработали, прокурор области наш, чего бояться? А Одуренко пусть себе из телика орет. К нему давно привыкли. Слюнями брызгает, рычит, а толку все равно нет.