* * *
Старшина дорожно-патрульной службы, он же заслуженный «мастер машинного доения», Сергей Иванович Брюхотин по прозвищу Брюхо не любил негров и евреев. Первых, потому что понаехали, вторых, за то, что не уехали. Он так же не любил коммунистов и узбеков, чеченцев и логопедов, космонавтов и животноводов. И жену свою он не любил тоже, потому что говорила она так быстро, что его неповоротливые мысли за ней не поспевали, а на супружеском ложе все было наоборот. Не любил он, судя по-всему, и своих детей, ибо какой любящий отец будет называть своего семилетнего сына ментенком, а восьмимесячную дочурку — ментявкой.
А любил Брюхотин только свой полосатый жезл, неиссякаемый источник всех его радостей в жизни. Особенно он его полюбил после того, как услышал анекдот про Винни-Пуха и его верных подельщиков:
«Винни-Пух спросил у гаишника:
— Вы хвост у ослика Иа не отбирали за превышение скорости?
— На фига мне ослиный хвост?
— А зачем вы член у зебры оторвали?..»
«За „полосатика" я кому хошь могу член оторвать»! — сказал тогда Сергей Иванович и был правдив и откровенен как никогда.
Стоя, а чаще сидя на посту, Брюхотин, вспоминая этот анекдот, иногда размышлял над важнейшей философской проблемой: что было бы, если бы у него члена не было.
Прозвище Брюхо не только логически проистекало из его фамилии, но и «по жизни» соответствовало внешности Брюхотина. При росте метр восемьдесят он весил сто двадцать восемь килограммов, и вес этот приходился не на могучие мышцы, а на тугое сало. Багровый затылок Брюхотина насчитывал четыре складки. Подбородков у него было всего лишь два, зато каждый весил килограмма по полтора. Под носом, защемленным между круглыми щеками, у Сергея Ивановича росли густые черные усы, которыми он весьма гордился.
Брюхо никого не любил. Зато обожал выезжать на крупные аварии, в которых разбивались жирные «мерседесы», стремительные «БМВ» и казенно-солидные «Вольво».
Среди искореженного железа, на траве, измазанной вытекшим из мотора машинным маслом, можно было найти массу полезных и нужных в хозяйстве вещей, например бумажник с деньгами или золотую цепь. Крови он не боялся, если что, потом отмоется.
У Брюха сегодня был очень удачный день. Можно сказать, выдающийся. Две минуты назад он подобрал с земли двадцать тысяч долларов в виде двух запечатанных банковских упаковок. Такого крупного улова у него еще не было.
Воодушевленный находкой, Брюхо, сунув пачки за пазуху, продолжал азартно шарить вокруг места происшествия и поэтому не сразу заметил бесшумно подкативший джип и вышедших из него четверых крепких ребят.
— …Вам что, не понятно? — продолжил Брюхо, идя навстречу незваным гостям.
Ему казалось, что сделай он еще пару уверенных шагов и услышит привычное «Извини, командир! Никаких проблем…» Но пришлось сделать целых четыре шага, а это было уже тяжело и непривычно.
Видя, что толстый мент нагло прет, видимо, рассчитывая прогнать их, как мальчишек, Шварц понял, что с ним нужно разговаривать по-другому.
Шварцем его прозвали из-за внешней схожести с известным исполнителем роли «Терминатора». Рост: метр восемьдесят пять, вес: сто десять кило, железные мышцы и фигура атлета. К тому можно было прибавить расчетливую смелость и уверенность в поддержке со стороны финансовой империи Кабачка.
Шварц как-то незаметно быстро приблизился к Брюху и, взяв его левой рукой за ремень поближе к кобуре, тихо сказал:
— Толстый! Ищи свое, а мы будем искать свое. Если откроешь еще раз пасть, сожрешь портупею и погоны. Понял?
Брюхо, ошеломленный такой неожиданной и смелой декларацией, молчал.
— Я спрашиваю — понял?
Брюхо утвердительно кивнул.
— Вот и хорошо, — одобрил его молчаливый ответ Шварц. — А теперь ответь мне, не видел ли ты здесь сумку из серой шкуры?
Брюхо энергично отрицательно замотал головой, отчего из его правой ноздри вылетела сопля и повисла на мокром от дождя усе.
Шварцу стало противно, и он, поморщившись, сказал:
— Сопли убери! Пока мы здесь, если найдешь сумку, принеси. Понял?
Брюхо энергично кивнул, и от этого сопля сорвалась и повисла ниже, на подбородке. Шварц не смог удержаться и, не отпуская ремня, этой же рукой коротко ткнул Брюхо пальцем в печень.
От неожиданности тот громко выпустил газы, и одна из двух пачек долларов, поспешно сунутых им за пазуху под рубашку, уголком высунулась наружу прямо перед носом Шварца. Шварц отпустил Брюхо и сделал шаг назад.
Ден, Корнет и Крюк, видя, что происходит важный разговор, подтянулись поближе. Перед Брюхом стояла четверка крепких и опасных ребят, и, похоже, они были не из тех, кто крышует сигаретные ларьки.
— Та-ак… — протянул слегка удивленный Шварц. — А ну-ка, давай отойдем, дорогой товарищ, поговорим о вечном. Например, о смысле твоей ничтожной жизни.
Брюхотин, бледный от страха, послушно поплелся следом за ними, на ходу вытирая грязные сопли. Беседа заняла не более одной минуты, и медики, занятые привычным для них делом, не обратили на разговор никакого внимания.
Шварц протянул инспектору руку ладонью вверх и сказал:
— Давай сюда!
Брюхотин дрожащей рукой вынул из-за пазухи припрятанные баксы и положил их на раскрытую ладонь Шварца, преданно глядя ему в глаза.
— Еще есть? — строго спросил Шварц, глядя на него в упор.
— Нету, — гаишник обрел, наконец, дар речи.
— Ладно, — Шварц протянул деньги стоявшему рядом Крюку.
Тот взял их и засунул в карман куртки.
— Еще раз спрашиваю, — продолжил Шварц, — сумку видел? Серая, из шкуры осла, волосатая?
— Точно не видел, — ответил Брюхо и громко шмыгнул плохо вытертой соплей.
Шварц, не прекращая психологически прессовать толстяка взглядом, сказал:
— Запомни, я номер твоей бляхи видел, если что… Понял?
Брюхо в третий раз подтвердил, что все понял и что если деньги или сумку найдет, то обязательно принесет хозяевам, то есть Шварцу и его ребятам.
Отпущенный на все четыре стороны, инспектор шустро развернулся налево кругом и отбыл в сторону разбитого «лексуса», где продолжали деловито копошиться полусонные медики.
Достав сигареты и закурив, Шварц вытащил мобильный телефон, набрал номер и сказал:
— Владимир Михайлович, «лексус» разбит, ребята мертвы, сумки нет. Мент тут один подобрал две пачки, они у меня. Номер его бляхи я запомнил.
На том конце помолчали и ответили:
— Возвращайтесь. Будем думать.
Шварц позвал находящегося в полной «просрации» Брюхотина, бесцельно бродящего вокруг места происшествия:
— Эй, толстый! Иди сюда, дело есть…