В библиотеке Димон пользовался огромным успехом у приходивших туда студенток.
Девушки мгновенно забывали о цели посещения читального зала и часами вожделенно разглядывали нависшего над подшивками газет сосредоточенного Чернова. По сравнению с худосочными очкариками мужеского пола, щеголявшими жиденькой растительностью на полудетских лицах, или сухонькими старичками, являвшимися в библиотеку к открытию, мускулистый красавец Гоблин имел массу явных преимуществ.
– …Захожу на страницу этого микро-обозревателя", – Димон принял из рук почтительного официанта двухлитровый кувшин, – и вижу, что Вторичный начал с меня. Представляешь?
– Представляю, – кивнул Нерсесов.
– Нет, ты плохо представляешь. Мало того, что этот микроцефал выразил свое несогласие с моими выводами, я бы это еще простил, так он приписал мне вещи, о которых я вообще никогда не говорил!
Гоблин недавно разобрался в смысле приставок «микро» и «макро» и теперь употреблял их постоянно.
К месту и не к месту.
Закреплял полученные знания, если можно так выразиться.
– Например?
– Да элементарно! Я написал рассказ. Там мой герой по ходу дела ловит одного типа, отшибает ему башку и портит его оружие. Винтовку «ли-энсфилд». Знаешь такую?
– Знаю…
– Гнет, значит, ствол об колено. У «ли-энсфилда» стволик тонкий, согнуть немного можно…
– А зачем?
– Чтоб потом, блин, этой винтовкой не смогли воспользоваться остальные преследователи.
– Ага, ясно, – Нерсесов поправил очки.
– Ну вот… Все вроде пучком, жизненно. А этот макромудак Вторичный вдруг начинает надо мной стебаться, что, мол, мой герой гнет об колено автомат Калашникова. Всасываешь?
– Всасываю, – хихикнул Юрик.
– Я пишу – «ли-энсфилд», этот имбецил – «калаш». Сам все напутал, и сам меня же обвиняет в незнании предмета, – Димон горестно вздохнул. – Дальше – больше. Позавчера я наехал на Кацнельсона и Зотова, разметал их по кочкам. И версии ихние, и подлость несусветную по отношению к подводникам, и незнание физики…
– Знаю, читал, – закивал Нерсесов. – Я даже стих по этому поводу написал.
– Что-о?! – возмутился Гоблин.
– Да не про тебя. Я в стихотворной форме изложил идиотизм объяснений катастрофы. Типа, как надо относиться к официальным сообщениям.
– Ну-ка, ну-ка, – Чернов схватил блокнот. Юрик откинул голову немного назад и начал заунывно декламировать:
Субмарина между пальм торчит.
Видно, капитан был сильно пьяным.
Где-то в джунглях пробегает кит,
Его мясо хорошо с бананом…
– Это цинично, – заявил ошарашенный Димон. – И вообще, при чем тут пальмы, кит и бананы?
– Сие есть метафорический символизм, – объяснил поэт Нерсесов, – с оттенками гиперреализма. А-ля Серебрянный век.
– В качестве эпиграфа мне это не подходит, – огорчился Гоблин.
– Эпиграфа куда?
– К следующей статье о «Мценске»…
– Ты намерен добивать тему?
– Я намерен добивать Кацнельсона, – рыкнул Чернов. – Эта макросволочь свистнула мою идейку о продаже станции «Мир» Китаю [5] и выдает ее за свою.
– Серьезно? – удивился Юра. – И откуда ты это узнал?
– Неделю назад «Секретные материалы» [6] дали информашку по «Миру». Там черным по-русскому сказано, что переговоры Кацнельсона с китаезами насчет орбитального комплекса сорвались. Мы, вроде, слишком много денег запросили. Но это мелочи. Главное, что в «Хэ-фаллосе» [7] автором идеи назван Кацнельсон…
– Кто автор статьи?
– Не помню…
– Не Менделеев? – Нерсесов назвал главного редактора.
– Да нет. Если б Менделеев написал, я б Вадьку лично в выхлопную трубу его «опеля» засунул. Кто-то другой, из пристяжных…
– Менделеева все равно можно попинать.
– А толку? Денег у него нет, живет, можно сказать, в долг… Кстати, хочешь свежую историю про Менделеева?
– Хочу.
– Его прав лишили.
– За что? – Нерсесов пожевал кончик шариковой ручки.
– За пьянку, – усмехнулся Чернов. – Но как! Короче, Менделеев набухался с одним пацаном, которого года полтора назад выгнал с работы. Вадик уже забыл об этом конфликте, а пацан – нет. Так вот… Встретились они на тусовке, пацан Менделеева накачал, а потом, когда тот домой ехать собрался, позвонил в ментовку. И слил Вадьку. Мусора его прихватили в ста метрах от места сборища, выволокли из машины – и на экспертизу. Тут же лишение прав оформили. Причем денег не взяли.
– Естественно, звонок же зафиксирован, – согласился журналист-патриот.
– Именно! Теперь Менделеева водитель возит. И поделом…
– Твой приоритет по «Миру» легко доказать, – Нерсесов вернулся к теме разговора. – Сопоставить время выхода статей и дату появления правительственных документов. А потом на Кацнельсона накатить…
– Ворье – оно ворье и есть, – Гоблин отхлебнул сок. – С Кацнельсоном судиться без понту. Да и иск никто не примет. Я лучше его рачком поставлю по «Мценску». Он уже столько наболтал, что на целую серию статей хватит.
Юрик повернул голову и уставился на вошедших в кафе шестерых юношей во главе с рыжим одышливым толстяком в желтой байковой рубахе навыпуск.
– Ха! Димон, смотри, – Нерсесов толкнул Чернова в плечо. – Знаешь, кто это?
– Не, – Гоблин хмуро взглянул на компанию.
– Мелонов сотоварищи. Молодые христианские демократы…
– И чо?
– Последыши Ковалева-Ясного и Пенькова…
– А-а! – на лице у Чернова появилась заинтересованность.
– Развлечься хочешь? – неожиданно предложил Юрик.
– Не откажусь…
– Пеньков – пассивный зоофил! – громко сказал Нерсесов. – А Дыня – жирный импотент!
Христианские демократы еще не успели сесть за столик.
Один из юношей завопил что-то матерно-невразумительное и схватил со стола пустую бутылку. Мелонов подпрыгнул и выпучил глаза.
– Кто шагает дружно в ряд? Христианский наш отряд! Педофилы, лесбиянки, и задроченные панки! – заорал Нерсесов.
– Бей их! – приказал Дыня и рванулся вперед.
– Развлечься, говоришь?! – Гоблин слишком поздно понял, что поддался на провокацию весельчака Юрика. Но времени что-либо изменить уже не было.