Начальник ГРУ засопел.
– Этот вопрос не в моей компетенции. Сухомлинов молча развел руками.
– Последнее достижение наших «коллег», – язвительным тоном продолжил Бобровский, отвлекаясь от основной темы разговора, – это арест америкоса за попытку якобы купить чертежи старой торпеды.
– Его фамилия Поуп, – кивнул майор.
– Ага, Поуп. Чистой воды лажа… Этот «Шквал» уже лет двадцать продается на внешнем рынке. А наши специалисты по «глубинному бурению» с гиканьем хватают за руку дурачка-штатовца и пару остолопов-инженеров, что-то там муркующих по поводу двигательной системы. Хотя там все дело в кавитаторе… [14] Да если б янкесы не жмотились и дали нормально денег, им бы на блюдечке принесли самые последние разработки!
– Может, вернемся к Чечне? – предложил Сухомлинов.
– Отчего же, – начальник ГРУ закурил, – Григорий Владимирович дело говорит. Тут ситуация в целом просматривается. И над этим стоит подумать. Контроль над списанием изъятого оружия мы, конечно, не получим, но определенные перспективы можно проработать. В частности – вопрос об усилении наших позиций на освобожденных территориях…
– Уставом не предусмотрено, – буркнул Бобровский.
– Это как посмотреть, – не согласился начальник ГРУ. – Ладно, к делу… Что вы можете сообщить о результатах спутниковой съемки?
Майор Сухомлинов открыл очередную папку с красной полосой на корешке.
* * *
Закругленный на конце конус гранаты с шелестом пробил нависающие на веранду ветви кизилового дерева, пронзил тонкую тюлевую занавеску и ударился об пол в углу комнаты. Восемьсот граммов взрывчатки сдетонировали и вышибли метровый кусок центрального столба, поддерживающего остроконечную крышу.
По комнате и по коридору пронесся рой мелких стальных осколков.
Потолочные балки хрустнули, и треть крыши обвалилась внутрь дома, засыпав обломками труп пожилого чеченца, сжавшего в руках древнюю трехлинейную винтовку.
Вслед за выстрелом из гранатомета в окно полетела полупустая канистра с бензином, обмотанная чадящей тряпкой.
Здоровяк Лукашевич проворно откатился под защиту поленницы.
В ауле пылали уже пять домов, позволяя казакам довольно точно ориентироваться на местности.
– Готово! – крикнул Данила.
Веселовский с Янутом перебежали на десяток метров влево и залегли.
Разогретые бензиновые пары взорвались не хуже ручной гранаты, и пылающее топливо растеклось по вздыбившимся доскам пола и клочьям ковра.
Из– под кузова стоявшего за домом грузовика засверкали яркие вспышки. Пули с противным визгом срикошетили от бетонного поребрика, невесть как оказавшегося посередине двора, и вонзились в землю всего в трех метрах перед ползущим Семеном.
Рядовой огрызнулся короткой очередью и метну лея было под защиту бочки с водой.
Невидимый стрелок пресек попытку Семена и послал пулю точно у того перед носом.
Казак вжался в землю.
Справа из-за поленницы высунулся Данила и расстрелял остаток магазина, стараясь прикрыть рывок Рядового.
Тщетно…
Чеченец ответил меткой очередью, разметавшей верхние ряды штабеля сухих чурбачков. Лукашевич еле успел присесть.
Семен покатился в сторону, преследуемый фонтанчиками земли от вгрызающихся в землю пуль. Он уже почти достиг выбоины возле корней столетнего каштана, как в его икру попал трехграммовый кусочек свинца.
Рядовой вскрикнул и закусил губу.
Вторая пуля прошила ворот комбинезона и лишь оцарапала спину.
Третья не попала вовсе, вонзившись в ствол каштана.
Семен подтянул ногу, выдернул из кармана полуметровый обрезок мягкого шнура и наложил жгут немного ниже колена.
– Твою мать! – Янут прицелился в грузовик.
– Ниже, под кузов! – прошипел Веселов-екий.
Виталий задержал дыхание и выстрелил.
Автомобиль приподняло в воздух, и по земле брызнул сноп искр вперемешку с ошметками резины. Грузовичок рухнул обратно на свое место и завалился на бок.
В свете пожара было хорошо видно, как в сторону отлетело чье-то изломанное тело.
– Все, отходим! – приказал Алексей. – Данила, хватай Сему и назад!
* * *
Главнокомандующий российским флотом мрачно уставился в пол и не поднимал глаз до тех пор, пока его помощник не закончил своего доклада об обстановке в районе затонувшего ракетоносца.
Вице– адмирал выдохся минут через десять.
Говорить, в общем, было не о чем. Все и так ясно. Моряков не спасли, аварийные средства оказались в нерабочем состоянии, сгрудившиеся вокруг места катастрофы двадцать.четыре боевых корабля бессмысленно бороздили море и только жгли топливо. В перспективе маячили отставки половины служащих Адмиралтейства, включая и Главкома. Хорошо, если с сохранением пенсии за выслугу лет и без привлечения к суду.
Помощник растерянно посмотрел на неподвижно сидящего Самохвалова.
– Вот, Владимир Сергеич… Все. Адмирал флота откашлялся.
– Какой прогноз поведения родственников?
– На настоящий момент – неутешительный. Возможны эксцессы, – вице-адмирал втянул голову в плечи. – Завтра прилетает Президент, так что вы понимаете… Мы, конечно, подготовились, но… хм-м… – Помощник умолк.
Близкие погибших моряков волновали Владимира Сергеевича Самохвалова в последнюю очередь.
На то она и военная служба, чтобы на ней иногда гибли люди!
Развели сантименты, понимаешь…
Гораздо важнее вовремя покаяться перед Верховным Главнокомандующим, рвануть на груди тельняшку, поклясться в безграничной преданности. И представить дело таким образом, чтобы наказывать было не за что. Мол, все сделали как надо, а тут такое трагическое стечение обстоятельств. И крен корпуса огромный, и течения, и видимость плохая. Ни норвежцы, ни англичане, ни американцы в такой ситуации тоже никого бы не спасли.
Остается сама лодка.
Вернее, пробоина в ее легком корпусе.
Пяти минут качественного цифрового видео со стометровой глубины будет достаточно, что бы и Самохвалов, и Зотов, и Яцык отправились бы полировать нары своими тугими адмиральскими задницами. Последствия удара форштевнем тяжелого крейсера ни с чем не перепутать.
Дернул же его черт за язык, когда на третий день после аварии он выступил по центральному каналу телевидения и продемонстрировал схематичное изображение лодки с узкой трещиной вдоль трети корпуса! Теперь надо молиться, чтобы никто не вспомнил об этом проколе, и побыстрее замести следы.
Вице– адмирал давно служил под началом Самохвалова и потому понимал его почти без слов.