Петр в январе тысяча семьсот двадцать первого учредил Святейший Синод – бюрократически-светский орган, управлявший церковными делами. Президент поручил своей Службе Охраны оберегать Патриарха, фактически приставив к нему соглядатаев. Дошло до того, что к Патриарху не мог приблизиться ни один нищий или обычный прихожанин. Ребята из ФСО действовали жестко и профессионально, отсекая от церковного главы каждого, кто чем-то им не нравился, включая и работников Патриархии. А ведь любой самый замызганный попрошайка мог быть самим Иисусом, сошедшим на землю, чтобы проверить человеческие добродетели.
По приказу Петра был выстроен огромный и неэффективный флот, сплошь состоявший из гнилых кораблей, а Президент принял военно-морскую доктрину Главкома ВМФ, обрекающую страну на громадные бесполезные траты.
И, наконец, Петр прорубил окно в Европу там, где нормальный человек сделал бы дверь, – и Президент в своих внешнеполитических эскападах тоже избирал не лучший путь достижения компромисса…
– Это лирика, – отмахнулось Первое Лицо, которому на этот раз было не до славословий и обсуждения абстрактных тем. – Что с причинами аварии? Есть хоть какая-нибудь конкретика?
– Да, – Зотов изобразил на поцарапанном пропитом лице вселенскую скорбь.
– Так доложите.
– Мы расшифровали данные магнитометров с наших противолодочных кораблей. В течение суток после аварии рядом с «Мценском» находилась большая металлическая масса…
Президент полуоткрыл рот.
– Вероятнее всего, это была одна из лодок НАТО, следивших за учениями, – продолжил командующий Северным флотом. – И которая, по. всей видимости, столкнулась с нашим крейсером… Повреждения на вражеской субмарине тяжелые, так что они смогли отдрейфовать только спустя двадцать четыре часа после столкновения. Иного объяснения нет…
– Я поддерживаю эту версию, – кивнул Самохвалов.
– Та-ак, – Глава Государства наконец закрыл рот. – И что же нам делать?
– Дать запрос в Брюссель, чтобы Генеральный Секретарь НАТО разрешил осмотреть их лодки, – предложил комфлота.
Зотов прекрасно знал, что западные военные никогда и ни при каких условиях не станут комментировать подобный безумный с их точки зрения запрос. В США и Европе не принято обсуждать с потенциальным противником какие-либо нюансы, связанные с подводными кораблями.
Если бы авария произошла на самом деле, то обществу об этом бы сообщили. Так было с «Трешером», со «Скорпионом» и другими субмаринами; информация о гибели которых поступала в СМИ практически мгновенно. Но в ситуации с «Мценском» у адмиралов был расчет на то, что натовские военные не захотят опровергать бессмыслицу и тем самым позволят обвинить их в «нежелании признавать очевидные вещи». И дадут возможность военно-морским бюрократам навесить на НАТО всех собак.
– Но взрыв… – неуверенно запротестовал Президент.
– Детонация торпедного боезапаса, – быстро отозвался Самохвалов. – Точнее – двигателей ракето-торпед. Удар был такой силы, что торпеды сорвало с направляющих и произошел взрыв.
В технических вопросах Глава Государства разбирался слабо, и ему можно было предложить в качестве объяснения любую мало-мальски правдоподобную теорию.
Президент тяжело вздохнул.
– Работайте дальше. И направьте министру обороны подробный рапорт. Пусть готовит запрос, я подпишу…
У Самохвалова и Зотова отлегло от сердца. Верховный Главнокомандующий купился на изящно завуалированную ложь, и теперь оставалось только подождать, когда эта ложь обрастет мясом в виде многих десятков опечатанных военной контрразведкой папок с грифом «секретно».
Глава Государства молча показал адмиралам, что они могут идти, и в одиночестве остался в кабинете мурманского мэра. Отвратительное настроение, в котором пребывал Президент с самой первой минуты пребывания на северной земле, сменилось на ощущение полной безысходности…
* * *
Рокотов постучал молотком в стену.
От базальтового монолита откололось несколько серо-черных крупинок, и по пещере прокатилось негромкое эхо.
Озеро оказалось намного меньше, чем описал Беноев. Около ста пятидесяти метров в длину и ста в ширину. Глубину водоема измерить было затруднительно, но биолог предположил, что она не превышает сорока метров. Совсем рядом с коридором в карстовой полости пещеры располагалась ровная площадка, заканчивающаяся деревянным причалом, который тянулся параллельно берегу. На площадке были свалены пустые коробки и обрывки промасленной бумаги.
Пещера освещалась гирляндой пятисотсвечовых ламп, висящих по всей окружности, и четырьмя прожекторами, установленными в непосредственной близости от деревянного настила.
Влад отошел от стены, положил молоток на подобие верстака, сбитого из неструганых досок, и уселся на камень у кромки воды.
– Твое мнение? – спросил Кузьмич.
– Стены крепкие, – биолог закурил. – Это и плюс, и минус…
– Почему?
– Обвалиться-то они не обвалятся, если мы подорвем парочку гранат, но боюсь, что сами оглохнем. Так что с «гээмками» тут не поработаешь.
Пышкин посмотрел вверх.
– Тогда что делать?
– Надо думать. Подводный капкан нам не соорудить, это факт… Так что придется, видимо, оставаться. И пытаться зафигачить лодку нетрадиционными способами.
– Ты уверен, что чичик сказал правду?
– Погляди вокруг и ответь, для чего тут все построено, если не для приема грузов с субмарины?
– Я не о том. – Кузьмич подпер кулаком щетинистый подбородок. – Ты убежден, что лодка прибудет завтра?
– Ему нет смысла так врать, – Рокотов потянулся. – Он прекрасно понимает, что игра проиграна. Соври он хоть в мелочи, тут же получит пулю. А так есть призрачный шанс на то, что его оставят в живых.
– Насколько я понимаю, этого шанса у него на самом деле нет.
– Естественно. В любом случае до вечера ни он, ни второй не доживут…
– Бр-р-р, – Анатолий передернул плечами. – Одно дело – в бою, другое – вот так вот…
– Не переживай, я никого расстреливать пленных не заставлю, – грустно изрек Владислав. – Поступим гуманно – укольчик сверхдозы героина. Тут его в избытке.
– Все равно неприятно…
– Согласен. Но что делать? К тому же, за те преступления, которые он совершил, ему полагается быть сваренным живьем в масле. Сходи на площадь и посмотри, какие кассеты валяются возле местного клуба. Они ж, суки, все казни на пленку снимали…
– Да знаю я! – Кузьмин стиснул зубы. – Просто я бы так не смог.
– Думаешь, мне это нравится? – хмыкнул Рокотов. – Да нет, я такой же, как все… С одним отличием. Я ставлю вопросы эффективности выше абстрактных прав человека. Иначе никак. Кто-то должен взять на себя ответственность и принять волевое решение.