– Я имею в виду, что ты примирилась с его грехами, раз он то и дело ночует у тебя. – Теперь он не отвел взгляд и смотрел мне в глаза. Я пожала плечами, никак не желая комментировать данное утверждение. – Я зря заговорил об этом? – помолчав, спросил он.

– Говори на здоровье.

– Ты злишься?

– Нет. Только скажи на милость, с какой стати мне обсуждать с тобой наши с Дедом отношения? – Тимур виновато пожал плечами, а я разозлилась:

– Слушай, почему тебе так нравится меня спасать?

Теперь он удивился.

– Я не понял, о чем это ты?

– Какого хрена ты ведешь себя так, точно я чахну от неизлечимой болезни?

Он отвернулся, разглядывая узор на ширме. Когда он не хотел говорить, он молчал, и с этим ничего не поделаешь.

– Ты ведь его не любишь, – вдруг заявил он, чем, признаться, поверг меня в изумление. – И даже не уважаешь.

– Допустим. Тебе-то что?

– Пытаюсь понять, зачем ты это делаешь.

– Ты лезешь не в свое дело, – резко ответила я. – С какой стати ты завел этот разговор?

– А ты не догадываешься? – Он нахмурился, глядя на меня так, что я невольно поежилась.

– Теряюсь в догадках. Давай сыграем в шахматы.

Разговоры по душам не в наших правилах.

– Почему? – вновь озадачил меня он.

– Мне казалось, ты не любитель таких разговоров, – пожала я плечами.

– С другими да, но не с тобой.

– Тогда я не любитель.

– По-твоему, я гожусь лишь на то, чтобы сыграть со мной партию в шахматы или поужинать, когда делать нечего?

Он сумел меня разозлить, так что я не удержалась и съязвила:

– Ты случайно не хочешь признаться мне в любви?

– Не хочу, – серьезно ответил он. – Ты же чокнутая, чего доброго начнешь чувствовать себя виноватой, как будто влюбиться в тебя величайшее несчастье. Может, Деду и нравится, что ты ложишься с ним в постель, потому что бог знает за что его жалеешь, а меня тошнит от одной мысли об этом.

– Дался тебе Дед. У тебя девок как грязи, и ты что, всех их безумно любишь?

– Ты прекрасно поняла, что я имел в виду, – отмахнулся он.

– Ага. Испортил мне вечер. Надеюсь, и себе тоже.

Что это на тебя нашло?

– Очень хочется быть несчастной? Жизнь не задалась и все такое? – Теперь и он злился, что вовсе никуда не годилось.

– Хоть бы и так. Это моя жизнь, – напомнила я. – Знаешь, сейчас ты очень похож на Деда. Тот обожает разговоры по душам. При этом без конца причитает: что ты делаешь со своей жизнью... Что я с ней делаю?

Да ничего. Просто живу. И не понимаю, какого черта вам от меня надо.

– Не поверишь, как я счастлив, что ты выбрала меня козлом отпущения.

– О чем это ты? – удивилась я.

– Ты знаешь.

– А, ну как же... Я мщу тебе за свои обиды или что-то в этом роде. Очень трогательно. – Меня несло, я знала, что надо остановиться, но не хотела этого, напротив, мне хотелось высказаться и прекратить наконец наши дурацкие отношения. – Думаешь, я не вижу, как ты старательно изображаешь чуткого парня, все эти твои подарки, звонки, прогулки... Ты такой замечательный, а я дура, которая не замечает своего счастья? Знаешь, что я думаю о тебе на самом деле?

– Это интересно, – кивнул он, приглядываясь ко мне. Казалось, ему и в самом деле интересно. Это охладило мой пыл.

– Извини, – буркнула я.

– Обойдусь. Так что ты думаешь на самом деле?

Моя попытка прекратить разговор успехом не увенчалась, теперь я окончательно расстроилась.

– Мы тогда сделали глупость, занявшись любовью.

Ну было и было, растереть и забыть. Но для тебя совершенно невыносима мысль, что женщина может относиться к этому так же спокойно, как и ты. Она просто обязана сходить с ума по такому парню.

– Да-а, – засмеялся Тагаев и добавил:

– Здорово.

– Сам напросился, – огрызнулась я.

– Значит, я мужественно терплю все твои дурацкие выходки только с одной целью: заставить тебя сожалеть о том, какого замечательного парня ты упустила? А когда ты все поймешь и оценишь, я тебя, разумеется, брошу, как это сделал твой Лукьянов, которого ты никак не можешь забыть? Это даст тебе возможность лишний раз убедиться: все мужики мерзавцы и прочее... А ведь ты в самом деле этого боишься, – усмехнулся он, – поэтому я и терплю. Надеюсь, когда-нибудь для разнообразия ты начнешь думать иначе. Надо полагать, зря надеюсь. Ты просто не хочешь никому верить. Тебе так удобней.

– Спасибо, что все растолковал, – хмыкнула я. – Обменялись комплиментами, теперь можно выпить кофе. Особенно приятно, что ты, несмотря на суровую жизненную школу, сохранил свою веру. С чем я тебя и поздравляю.

Он засмеялся, взял меня за руку и сказал с усмешкой:

– Обидел? Извини. Хотя, я думаю, что на самом деле тебе по фигу. Все, что касается меня, уж точно. Иногда очень хочется свернуть тебе шею. Но это ведь ничего не изменит.

– Ты... – начала я, но он перебил:

– Не вздумай возражать, я все равно не поверю.

– Да-а, – протянула я в полной растерянности. – Никому верить нельзя, особенно людям.

* * *

В шахматы мы все же сыграли. Обычно Тагаев, следуя за моей машиной на своей, провожал меня домой, выпивал чашку кофе и убирался восвояси. Разумеется, я вполне была способна добраться до своей квартиры и без сопровождения, но сие повторялось от встречи к встрече. Похоже, наши отношения становились ритуальными.

В этот раз Тагаев задержался у меня дольше обыкновенного, совершил экскурсию по квартире и предложил устроить на верхнем этаже бильярдную.

– Зачем? – удивилась я. Правда, я уже года два безуспешно пыталась найти применение пустующей площади. – Я плохо играю в бильярд.

– Я тебя научу, – заверил он и сделал ценное замечание:

– У тебя кран в ванной течет.