Хотя шоу вполне мог устраивать Кондаревский, сам большой любитель и друзей прибаловал. А забитые насмерть парни участники этих дел? Могли, к примеру, шантажировать хозяина. Одному богу известно, кого он успел заснять на камеру. Парни погибли, а вслед за ними и Кондаревский, едва я стала проявлять к нему интерес. Если я получила кассету, логично предположить, что дружкам стало известно о видеокамере и, избавившись от Кондаревского, они уничтожили компромат. Теперь прижать этих деятелей можно, лишь разыскав свидетелей. Таких, как Алла.

И Юлю Якименко и Аллу подобрали у Горбатого моста. Приняли за проституток? Вряд ли. У проституток за спиной сутенер, следовательно, такие игры безнаказанными не останутся.

И все же проверить стоило. На следующий день я отправилась к великанше Любе. Я надеялась застать ее дома и не ошиблась. Мне она не обрадовалась, но и выгнать не посмела. Вместо долгих объяснений я дала ей прослушать кассету с рассказом Кати.

– Скоты, конечно, – вздохнула она, когда запись кончилась. – Думаешь, мало таких? Да сколько угодно.

– Думаю, среди девушек секретов нет. Никто ничего подобного не рассказывал?

Люба криво усмехнулась и, глядя мне в глаза, вдруг спросила:

– Говорят, ты с Тагаевым дружбу водишь? – Вопрос поставил меня в тупик. Что тут ответить? Наверное, дружба имеет место, в шахматы играем, в театре были, да и так есть что вспомнить. – Вот ты у него и спроси, – с усмешкой продолжила она. – А наши молчать будут. Жизнь у всех одна и язык тоже. А кто болтает много, запросто может лишиться и того, и другого.

Ясно было, она больше ничего не скажет. Я села в машину и помчалась в «Шанхай». Злость – плохой советчик, и я об этом прекрасно знала, но остановиться не могла.

* * *

Тимур сидел в своем кабинете и расставлял фигурки на шахматной доске. Услышав, что я вошла, он поднял голову, мне показалось, что он удивлен. Но, если удивление и было, он быстро с ним справился.

– Не хочешь сыграть? – сказал он вместо «здравствуй». Я села, откинулась в кресле и взглянула на него, затем сунула в рот мундштук и принялась его грызть.

Может, кому-то сие и помогает справиться с бешенством, но мне не помогло. – У тебя неприятности? – спросил Тагаев и тут же добавил:

– Я ведь говорил, не стоит тебе к нему возвращаться.

– Ага. Надо было к тебе переехать.

– Так что за неприятности? – вздохнул он.

– Только одна: следует осторожно выбирать друзей.

– Это ты обо мне?

То, что я собиралась ему сказать, говорить не следовало. Прежде всего потому, что толку от этого не будет.

Более того, делу это скорее повредит. Но даже данное соображение меня не остановило.

– Вот я голову ломаю, обиваю чужие пороги, пристаю к людям с расспросами, – вздохнула я, – только, сдается мне, зря трачу время. – Он пожал плечами, а я продолжила:

– Конечно, я в конце концов разберусь, да вот, боюсь, не стало бы это для меня неприятным сюрпризом.

– Не пойму, о чем ты? – нахмурился Тагаев.

– Я думаю, – медленно произнесла я, – что, приди мне в голову спросить, а тебе ответить, я бы уже сегодня знала, кто в нашем городе балуется цементом.

Он смахнул фигуры с доски, и они рассыпались по столу. Тагаев поднял на меня взгляд и спокойно сказал:

– Катись отсюда.

– Ты...

– Катись отсюда, – повторил он, и я сочла за благо удалиться.

Ох и скверно было у меня на душе. В таком состоянии работа на ум не идет" тянет поближе к дорогому существу, душой отогреться. Вот я и поехала домой, чтобы устроиться перед телевизором с Сашкой на коленях.

Терла лицо ладонью, чертыхалась и вроде бы даже хотела зареветь, но вместо этого начала материться За этим занятием меня и застал звонок в дверь. Открывать мне не хотелось, но звонили очень настойчиво, и я пошла. На пороге стоял тип в джинсовом костюме с плоской физиономией. Он хмуро сообщил мне:

– Я от Тагаева. – Признаться, я немного растерялась. – Поехали, – мотнул он головой.

– Куда? – Тут и он, похоже, растерялся.

– Как куда? Ты ж вопросы задать хотела или уже нет?

Возле моего порога стоял «БМВ», в него мы и сели.

Парень молчал, а я раздумывала: то, что Тагаев узнал о моих намерениях выспросить девиц у Горбатого моста, удивления у меня не вызвало. О чужом любопытстве ему наверняка доносят, при этом оперативности позавидовать могут многие структуры. Сомнение вызывал факт, что наше общение принесет пользу. Тагаев демонстрировал обиду на мое недоверие и решил сделать жест, который, с его точки зрения, должен убедить меня в том, что скрывать ему нечего. Однако с той же оперативностью он мог предупредить своих людей, что мне стоит сказать, а о чем следует молчать в тряпочку. И красивый жест так красивым жестом и останется.

Между тем мы прибыли в бильярдную на Владимирском проспекте Я вошла вслед за парнем в просторную комнату за стойкой бара и обнаружила там мужчин с крайне неприятными физиономиями в количестве восьми человек. Выглядели они не то чтобы недовольными, скорее были растеряны. Мой сопровождающий привалился спиной к двери, сложил на груди руки и сказал:

– Спрашивай.

– Может, вы представите господ? – вздохнула я.

Ближайший из господ обрел дар речи.

– Без надобности, – заметил он хмуро, и все согласно кивнули.

– В таком случае хотя бы намекните о роде своей деятельности.

Зря я произносила такие слова, ничего они не поняли, лишь еще больше насторожились, а род их деятельности отчетливо читался на их физиономиях. С такими рожами только на большую дорогу проезжающих грабить. Но я и тут не угадала, потому что доверенное лицо Тагаева заявил:

– О девках у Горбатого моста они знают все. – Из чего я заключила, что передо мной сутенеры.

Затея Тагаева показалась мне совершенно идиотской. Надо было поворачиваться и уходить. Вместо этого я плюхнулась в кресло, вздохнула и начала задавать вопросы. Задала я их великое множество. Парни отвечали весьма неохотно, но постепенно разговорились.

По вызовам девушек сопровождает охрана, но от Горбатого моста, бывает, и увозят Девки – дуры, и за всеми не уследишь. Тут ведь не валютные проститутки.