Марголин сам мог бы претендовать на пост президента, но его не поддерживала партия. Здесь его честность и образ не мечтателя, а созидателя работали против него. Он слишком часто отказывался поддерживать предлагаемые действия, если считал, что есть лучший вариант; он был инакомыслящим и слушал только голос своей совести.
Президент, охваченный досадой и ревностью, смотрел, как Марголин исчезает в главном салоне.
— Что здесь делает Винс? — нервно спросил Фосетт.
— Будь я проклят, если знаю, — буркнул президент. — Он сказал, его пригласили.
Фосетт удивился до крайности.
— Должно быть, кто-то из сотрудников перепутал.
— Уже поздно. Я не могу сказать ему «ты не нужен, уходи».
Фосетт по-прежнему недоумевал.
— Все равно не понимаю.
— Я тоже, но придется смириться.
— Он может все испортить.
— Вряд ли. Что бы мы ни думали о Винсе, он никогда не делал заявлений, осуждающих мои действия. Далеко не о каждом из высших чиновников президент может сказать то же самое.
Фосетту пришлось смириться.
— На борту не хватает кают. Я отдам ему свою и останусь на берегу.
— Спасибо, Дэн.
— Могу остаться до вечера на яхте и заночевать в ближайшем мотеле.
— Возможно, в данных обстоятельствах, — медленно сказал президент, — пожалуй, даже лучше, если вы останетесь. Теперь, когда появился Винс, я не хочу, чтобы наши гости подумали, что мы на них слишком нажимаем.
— Документы, поддерживающие вашу позицию, я оставлю в вашей каюте, господин президент.
— Спасибо, я просмотрю их перед ужином. — Президент помолчал. — Кстати, какие новости о ситуации на Аляске?
— Только то, что идут поиски отравляющего вещества.
Во взгляде президента была тревога. Он кивнул и поднял руку:
— До завтра.
Позже Фосетт стоял на причале среди раздосадованных агентов секретной службы из охраны вице-президента. Он смотрел, как яхта проходит по реке Анакостия к повороту в Потомак, и в животе у него затягивался тугой узел.
Письменного приглашения вице-президенту не посылали!
Чушь какая-то.
Лукас надевал пальто, собираясь выйти из кабинета, когда зазвонил телефон связи с командным пунктом.
— Лукас.
— Говорит «Любовная яхта», — ответил Джордж Черная Сова, сообщая кодовое название происходящей операции.
Звонок был неожиданный, и, как отец, у которого дочь ушла на свидание, Лукас немедленно почуял недоброе.
— Говорите, — напряженно сказал он.
— У нас ситуация. Не чрезвычайная, повторяю, не чрезвычайная. Но происходит нечто такое, чего не было в плане.
Лукас с облегчением вздохнул.
— Слушаю.
— Шекспир на яхте, — сказал Черная Сова, пользуясь кодовым обозначением вице-президента.
— Где он? — ахнул Лукас.
— Марголин возник ниоткуда и поднялся на борт, когда мы отходили. Дэн Фосетт отдал ему свою каюту и сошел на берег. Когда я спросил президента об этой перемене состава пассажиров в последнюю минуту, он сказал, что все в порядке. Но я чую неладное.
— Где Райманн?
— Со мной на яхте.
— Дайте.
Последовала пауза, и трубку взял Хэнк Райманн, начальник охраны вице-президента.
— Оскар, у нас непредусмотренное планом изменение.
— Понял. Как вы его упустили?
— Он выбежал из кабинета и сказал, что должен срочно встретиться с президентом на яхте. И не сказал мне, что поездка на ночь.
— Утаил от вас?
— Шекспир держал рот на замке. Я должен был догадаться при виде его сумки. Извините, Оскар.
Лукаса охватило раздражение. Боже, подумал он, правители мира становятся детьми, когда речь заходит об их собственной безопасности.
— Бывает, — резко сказал Лукас. — Постараемся справиться и с этим. Где ваша охрана?
— Стоит на причале, — ответил Райманн.
— Отправьте ее в Маунт-Вернон и дайте подкрепление людям Черной Совы. Я хочу, чтобы мышь не проскочила.
— Сделаем.
— При малейшем намеке на неприятности звоните мне. Я проведу ночь в пункте связи.
— Что-то настораживает?
— Ничего определенного, — ответил Лукас. Голос его звучал глухо, словно издалека. — Но меня очень пугает, что президент и те трое, которые должны заменить его в случае чрезвычайного положения, собрались в одном месте и в одно время.
— Мы повернули против течения. — Голос Питта звучал спокойно, почти небрежно. Питт смотрел на цветной экран гидросонара Клайна с изображением морского дна. — Увеличить скорость на два узла.
В выгоревших джинсах, вязаном ирландском свитере и коричневых теннисных туфлях, с волосами, упрятанными под бейсболку с надписью «НПМА», Питт казался хладнокровным и уверенным в себе; он как будто бы скучал и окружающее нисколько его не волновало.
Рулевое колесо медленно повернулось под рукой рулевого; «Катоба» лениво раздвигала трехфутовые волны, двигаясь по морю туда-сюда, как газонокосилка. Сенсоры сонара, привязанные к корме, как жестянки к хвосту собаки, просвечивали глубины, отправляя сигнал на видеодисплей, который превращал его в подробную картину дна.
Поиски источника распространения отравляющего агента они начали с южного конца залива Кука и обнаружили, что по мере продвижения на запад к заливу Камишак следов вещества становится больше. Каждые полчаса брали пробы воды и на вертолете отправляли в химическую лабораторию на остров Огастин. Эймос Довер философски сравнил этот проект с детской игрой: нужно найти конфету, а невидимый голос подсказывает «тепло» или «холодно».
К вечеру нервное напряжение на борту «Катобы», усиливавшееся в течение дня, стало почти непереносимым. Экипажу запретили выходить на палубу за глотком свежего воздуха. Только химики Агентства по охране среды выходили из надстройки, но в защитных герметических костюмах.
— Есть что-нибудь? — спросил Довер, глядя через плечо Питта на экран с высоким разрешением.
— Ничего сделанного человеком, — ответил Питт. — Дно неровное, рваное, в основном лава.
— Хорошая четкая картинка.
Питт кивнул.
— Да, на дне видны все подробности.
— А что это за темная полоса?
— Косяк рыб. А может, тюлени.
Довер повернулся и через окно мостика посмотрел на вулканическую вершину на острове Огастин, теперь всего в нескольких милях.