Психолог из утренней смены, наблюдающий за президентом, кивнул.
— Хороший знак. У товарища Белкая меньше возможностей проникнуть в сны президента.
Луговой посмотрел на монитор слежения за физиологическими функциями президента.
— Температура выше на один градус. В носовых пазухах формируется застой крови. Похоже, у нашего субъекта простуда или вирус.
— Потрясающе! Мы узнаем, что он подвергся нападению вируса раньше, чем он это почувствует.
— Не думаю, что это серьезно, — сказал Луговой. — Но следите внимательней, чтобы не развилось что-нибудь способное поставить проект под угрозу…
Вдруг ряды данных на дюжине зеленых экранов превратились в ломаные линии и исчезли в черноте.
Дежурный психолог напрягся.
— Какого дья…
Так же быстро, как исчезли, данные, четкие и ясные, вернулись на экраны. Луговой быстро проверил контрольные лампочки.
— Все нормально.
— Как по-вашему, что это было?
Луговой задумался.
— Никаких указаний на неисправность.
— Возможно, скачок температуры в передатчике имплантата.
— Может, электрические помехи?
— Конечно, какая-то помеха в атмосфере. Это все объясняет. Симптомы совпадают. Что еще это может быть?
Луговой устало провел рукой по лицу и посмотрел на монитор.
— Ничего, — сказал он. — Ничего.
* * *
Генерал Меткалф сидел в своей военной резиденции. Крутя бренди в стакане, он закрыл отчет, лежавший у него на коленях. Поднял голову и печально посмотрел на Эммета, сидящего напротив.
— Какое трагическое преступление, — сказал он. — У президента были все шансы стать великим. Лучшего человека в Белом доме никогда не было.
— Все факты здесь, — сказал Эммет, показывая на отчет. — Из-за русских президент больше не может занимать свой пост.
— Вынужден согласиться, но это нелегко. Мы с ним почти сорок лет дружим.
— Вы отзовете войска и позволите конгрессу провести заседание в Аудитории Лиснера? — настаивал Эммет.
Меткалф отхлебнул бренди и устало кивнул.
— Утром первым делом отдам приказ об отводе войск. Можете сообщить руководителям сената и палаты представителей, что завтра конгресс может провести сессию в Капитолии.
— Могу я попросить об одолжении?
— Конечно.
— Можно ли к полуночи убрать от Белого дома охрану из морских пехотинцев?
— Не вижу, почему бы нет, — ответил Меткалф. — На то есть какие-то особые причины?
— Хитрость, генерал, — ответил Эммет. — Она вам будет очень интересна.
В хранилище карт в здании НПМА Сандекер разглядывал в увеличительное стекло аэрофотоснимок Джонс-Айленда в Южной Каролине. Выпрямившись, он посмотрел на Питта и Джордино, стоявших по сторонам от стола.
— Не понимаю, — сказал он после короткой паузы. — Если Суворов правильно указал ориентиры, как он не смог разглядеть лабораторию Бугенвилей с вертолета?
Питт заглянул в блокнот советского агента.
— В качестве базовой точки он использовал старую покинутую заправку, — сказал он, показывая на крошечное сооружение на снимке, — которая расположена вот здесь.
— Эммет или Броган знают, что вы сняли копию перед тем, как мы вылетели из Гуантанамо? — спросил Джордино, кивая на блокнот.
Питт улыбнулся.
— А ты как думаешь?
— На твоем месте я бы им не сказал.
— Если Суворов сбежал из лаборатории ночью, — сказал Сандекер, — вполне может быть, что он перепутал ориентиры.
— Хороший оперативник-нелегал должен быть хорошим наблюдателем, — объяснил Питт. — Он точно описал ориентиры. Сомневаюсь, что он заблудился.
— Двести агентов Эммета обыскали эту местность, — сказал Сандекер. — Пятнадцать минут назад они еще ничего не обнаружили.
— Но тогда где? — спросил Джордино сразу у всех. — На снимке нет ни одного сооружения таких размеров, какие указал Суворов. Несколько старых дебаркадеров, несколько разбросанных небольших домов, пара полуразвалившихся сараев — ничего похожего на большой склад.
— Может, подземная лаборатория? — размышлял Сандекер.
Джордино задумался.
— Суворов пишет, что для побега он поднимался на лифте.
— С другой стороны, он упоминает, что шел по пандусу к гравийной дороге.
— Пандус может означать подход к кораблю, — подсказал Джордино.
Сандекер сомневался.
— Не подходит. Единственное водное пространство близ места, куда Суворов поместил лабораторию, — ручей шириной два или три фута. Слишком мелко, чтобы пропустить корабль, достаточно большой для лифта.
— Есть другая возможность, — сказал Питт.
— Какая?
— Баржа.
Джордино через стол посмотрел на Сандекера.
— Думаю, Дирк кое-что нашел.
Питт подошел к телефону, набрал номер и переключился на громкую связь.
— Информотдел, — послышался сонный голос.
— Эйгер, ты не спишь?
— А, это ты, Питт. Почему ты всегда звонишь среди ночи?
— Слушай, мне нужна информация о кораблях особого типа. Может твой компьютер определить класс корабля, если я сообщу данные?
— Это какая-то игра?
— Поверьте мне, это не игра, — проворчал Сандекер.
— Адмирал! — сразу просыпаясь, сказал Эйгер. — Готов. Давай данные.
Питт нашел нужную страницу блокнота и прочел в телефон:
— По внутренним перпендикулярам сто шестьдесят восемь футов в длину и тридцать три фута в ширину. Примерная высота десять футов.
— Негусто, — проворчал Эйгер.
— Постарайтесь, — строго сказал Сандекер.
— Минутку. Перейду к клавиатуре.
Джордино улыбнулся адмиралу.
— Хотите пари?
— На что?
— Бутылка „Чивас ригал“ [31] против коробки ваших сигар: Дирк прав.
— Не пойдет, — сказал Сандекер. — Мои специально свернутые сигары стоят гораздо дороже бутылки скотча.
Они услышали, как Эйгер откашлялся.
— Вот оно. — Небольшая пауза. — Простите, данных недостаточно. Эти параметры подходят не менее чем для сотни различных судов.
Питт ненадолго задумался.