— Мартин! — позвал он горячим шепотом.
— Что?
— Смотри, какие телки!
— Ну, обычные модели.
— Что значит «обычные»? Писец телки!
— Для моделей это стандарт. Хотя блонда в белом платье с толстым боровом под руку реально достойная.
— Какие еще «модели»? Модели чего?
— Телки-модели, из модельного агентства. Их заказывают для эскорта.
— Ты что, хочешь сказать, они — как те, в Риге?!
— Нет, эскорт — это чтобы все были в шоке, с какой телкой пришел толстый боров. Проституция без секса — что-то вроде безалкогольного пива.
— Непохоже по их отношениям, что это за деньги, — сказал Раздолбай, наблюдая, как «блонда в белом платье» нежно смахивает уголком платка что-то прилипшее к губе своего спутника. Судя по сигаре в его руке, это был обрывок табачного листа.
— Конечно, нет! Она любит его за полметра жира на брюхе. Слушай, откуда мне знать? Я не говорю, что все модели — эскорт. Ты кивнул мне на этих коней, я сказал тебе, что это модельный стандарт, а модельных коней часто используют для эскорта.
— Кони — погоняло для моделей?
— Кони — погоняло для всех телок такого уровня.
Шофер кабриолета гуднул в клаксон и завел мотор. Толпа расступилась, и в брешь стремительной походкой вошел очень высокий молодой человек в полосатом костюме, похожий манерами на Хлестакова, каким его изображали в театрах.
— Похоже, номенклатурный устроитель бала, — предположил Мартин.
Устроитель-Хлестаков встал на подножку, сверкающий «Руссо-Балт» медленно покатился, и, приветственно помахивая гостям, устроитель стал совершать круг почета по дорожкам сада. Ряженые ведьмы и черти припустили за машиной, вихляясь и размахивая руками. Попыхивая трубкой, неторопливо прошел навстречу этой процессии двойник Сталина. Возле Мартина и Раздолбая снова почтительно склонился официант с подносом, уставленным бокалами.
— Своя жизнь! — восхитился в очередной раз Раздолбай.
До сеанса магии с разоблачением оставалось время, и Мартин предложил посидеть в баре, развернутом в одной из больших веранд. Раздолбай предпочел бы и дальше пить бесплатное шампанское, но Мартин настаивал на виски и вызвался угощать. После долгих месяцев прозябания в соленой воде хотелось быть пьяным и беззаботным. К тому же к барной стойке Барракуды приводили девушек, которых можно было незаметно разглядывать, и, предвкушая волшебный вечер, Раздолбай уселся за столик, с которого бар хорошо просматривался. Как только официант принес круглые стаканы и бутылку виски, он торопливо налил по полстакана себе и Мартину.
— С тобой дико хорошо есть говно — все вперед слопаешь, — упрекнул Мартин.
— А что такое?
— Я не стал бы заказывать номенклатурный солодовый скотч, если бы у нас была цель сразу нажраться.
Раздолбай пожал плечами и стал переливать содержимое стаканов обратно в бутылку, на что Мартин взирал так, как если бы у него на глазах совершалась вопиющая непристойность.
— Напомни при случае дать тебе урок этикета, — сказал он, когда Раздолбай закончил манипуляции и заново наполнил стаканы на несколько миллиметров.
— Ладно… Ты лучше скажи, все эти кони — почему я их никогда не видел на улице?
— Потому что они ездят в тачках.
— Но они же не проводят жизнь дома и в тачке, верно? Где они вообще… пасутся?
Мартин посмотрел на Раздолбая долгим изучающим взглядом, сделал смакующий глоток из своего стакана и задал странный вопрос:
— С какой целью интересуешься?
— А то ты не понимаешь, — захихикал Раздолбай и проводил плотоядным взглядом высокую брюнетку в обтягивающем красном платье.
— Ты хочешь от меня пару наводок или серьезный исчерпывающий разговор?
— Лучше исчерпывающий.
— А ты вообще доверяешь мне? Допускаешь, что я могу сказать глупость, сбить тебя с толку, запутать?
— Зачем тебе меня путать? Я думаю, у тебя больше информации, и прошу поделиться — вот и все.
— Допустим, я поделюсь всем, что знаю, но давай решим, зачем тебе эта информация — для того, чтобы ты мог осуществлять некое желание, или для того, чтобы ты понимал реальную картину жизни и формировал свои желания исходя из этого?
— Мартин, сейчас ты меня точно путаешь! По-моему, это одно и то же.
— Нет.
Мартин допил свою порцию виски и снова пронизал Раздолбая взглядом, от которого тот заерзал на стуле. Чтобы выиграть время и лучше сформулировать ответ, он тоже осушил содержимое своего стакана и взял бутылку, чтобы восполнить выпитое.
— Можешь теперь плескать на два пальца, — разрешил
Мартин.
— А что с этикетом?
— Этикет на хуй. Букет я распробовал, теперь будем херачить как люди.
Наливая виски и тщательно подбирая слова, чтобы не попасть в какую-нибудь ловушку, Раздолбай ответил:
— Давай так — я хочу понимать реальную картину жизни, чтобы осуществить «некое желание».
Слово «некое» он игриво выделил, чтобы сразу было понятно, о каком желании идет речь.
— Ты ставишь мне сложную задачу, — вздохнул Мартин.
— Было бы это просто, я бы не спрашивал.
— Не в этом дело. Представь, что тебе десять лет и ты строишь плот из досок, мечтая совершить кругосветное плавание. Я могу подарить тебе компас и остаться твоим лучшим другом, а могу объяснить, почему твой номенклатурный плот не отплывет от берега, и на этом наша дружба, возможно, дико закончится. Вот в такое ты меня ставишь положение.
— Намекаешь, что мое «некое желание» неосуществимо?
— Да, если говорить об этом серьезно, то это так, — припечатал Мартин и залпом опорожнил стакан.
— Почему?
— Потому что если ты приходишь в контору, где продают яхты, и спрашиваешь «сколько стоит?», это значит, что ты не можешь купить яхту. Если ты спрашиваешь, где пасутся кони, значит — ты вращаешься с ними на разных орбитах.
— Орбиту сменить можно.
— Вот смени сначала, тогда все само сложится.
Мартин пытался уйти от разговора, но с той секунды, как Раздолбай увидел трех красавиц около «Руссо-Балта», он не мог думать ни о чем, кроме «коней».
— Чтобы сменить орбиту, надо понимать, где она вообще проходит, — не унимался он.
— А тебе обязательно коней надо? Встречаются дико симпатичные студентки.
— Ну, знаешь, после Дианы как-то… — поморщился Раздолбай и постучал по бутылке виски: — Ты после этого будешь пить «Слынчев Бряг»?
— «Слынчев Бряг», по-твоему, недостоин твоего хера? Тебе непременно подавай «Хэннеси» двадцатилетней выдержки? — загрохотал Мартин с такой неожиданной строгостью, что Раздолбай испугался, не перегнул ли он, сравнивая любовь с дешевым болгарским пойлом.