— Не пугайся. Я не Призрак Оперы.
Остин мысленно вернулся на пятнадцать лет назад, к событиям в Баренцевом море. Он снова ощутил, как ледяная вода проникла в его теплый гидрокостюм и как он запустил таймер двухсотфунтовой бомбы. Этот русский выжил каким-то чудом.
— Прости за тот взрыв, Иван. Я ведь предупреждал.
— Не стоит извиняться. На войне как на войне. — Петров помолчал и добавил: — Знаешь, какой вопрос меня до сих пор мучает? Предположим, мы бы тогда поменялись местами. Ты бы мне поверил?
Немного подумав, Остин ответил:
— Возможно, я, как и ты, не поверил бы. Хочется верить, что рассудительность взяла бы во мне верх над отвагой, но наверняка не скажу. Давно это было.
— Да. Очень, очень давно. — Петров грустно улыбнулся. — Так уж вышло, что моя рассудительность не совладала с мальчишеским порывом. Да, я тогда был порывист. Не беспокойся, я не виню тебя за последствия собственной глупости — иначе давным-давно убил бы. Говорю же, это война. В каком-то смысле тебя покалечило не меньше. Просто на сердце шрамов не видно. Война изуродовала нас обоих.
— Я где-то слышал, что холодная война уже закончилась. Может, твои друзья подбросят нас в «Палас»? Выпьем в баре по стаканчику, вспомним прошлое…
— Всему свое время. Нужно обсудить одно дело исключительной важности. — Петров вдруг впился глазами в собеседника и заговорил резко, по-деловому: — Я хочу знать, что вы делали на заброшенной черноморской базе советских подлодок.
— Похоже, зря я рассчитывал, что наш короткий визит останется тайной.
— Вовсе нет. Места там глухие, при обычных обстоятельствах можно хоть дивизию морской пехоты высадить — никто не заметит. Мы следим за этим районом несколько месяцев, но вы и нас застали врасплох. Судя по данным радиоперехвата, вы приземлились на неком летательном аппарате, после чего вас подобрал корабль НУПИ. Расскажи, пожалуйста, что ты делал на территории России? И не спеши, у меня времени много.
— С удовольствием объясню. — Остин поерзал на стуле. — Только мне лучше думается, когда не нужно сидеть на собственных руках. Может, обойдемся без скотча?
Немного подумав, Петров кивнул.
— Я знаю, что ты опасный человек, мистер Остин. Прошу, давай обойдемся без глупостей.
Он отрывисто скомандовал по-русски. Один из громил подошел сзади, и Остин почувствовал запястьем холодную сталь клинка. Короткое движение — и его руки оказались свободны.
— А теперь рассказывай.
Курт помассировал запястья, чтобы восстановить кровообращение.
— Я занимался метеорологическими исследованиями в Черном море на борту принадлежащего НУПИ исследовательского судна «Арго». К нам должны были прибыть трое американских телевизионщиков, но перед отплытием из Стамбула они услышали про базу подлодок и решили сначала заглянуть туда, не поставив нас в известность. Они опаздывали, и я отправился на поиски. Какие-то люди с берега застрелили турецкого рыбака, который вез съемочную группу, а потом пытались убить остальных.
— Расскажи про убийц.
— Их было около дюжины, все конные, одеты как казаки. Мало того — у них были шашки и старые винтовки. Совсем древние.
— И что случилось потом?
Остин подробно рассказал о сражении. Петров слушал с полным безразличием. Впрочем, зная изобретательность американца, он ничуть не удивился тому, как все закончилось.
— Гидросамолет, значит, — усмехнулся он. — Это ты ловко придумал — с ракетницей.
Остин пожал плечами.
— Мне просто повезло. Будь у них оружие посовременней, все кончилось бы не как в кино.
— Откуда тебе в кабине было знать, что у них старые винтовки? Как я понимаю, в итоге ты совершил посадку?
— Посадку? Винтовки, может, и старые, а крыло они мне изрешетили. Я аварийно приземлился на пляж.
— Что еще видел, кроме оружия? Пожалуйста, как можно подробнее.
— За гребнем дюны нашли тело одного из нападавших.
— Он был одет как остальные?
— Да. Меховая шапка, широкие штаны. Еще у него вот что было. — Остин порылся в кармане и достал кокарду, снятую с папахи мертвого казака.
Петров безразлично осмотрел ее и передал кому-то из своих.
— Дальше.
— Убедившись, что телевизионщики целы, я связался с «Арго». Судно подошло к берегу, и мы сразу убрались оттуда.
— Мы не нашли ни тела, ни оружия.
— Не знаю, что стало с телом. Возможно, товарищи убитого потом вернулись и забрали его. Оружие взяли мы.
— Это называется «хищение», мистер Остин.
— А по-моему, это называется «боевые трофеи».
Петров махнул рукой.
— Неважно. А что съемочная группа? Они все это снимали?
— Было не до того — они спасали свои жизни. Тело, правда, сняли, но без каких-то объяснений им с этого мало толка.
— Надеюсь, ради их же блага.
— Иван, а можно вопрос?
— Вопросы здесь задаю я.
— Знаю, но я послал такой милый букет!.. И где благодарность?
— Я тебя не убил — вот моя благодарность. Впрочем, ладно. Один вопрос.
— Что это вообще за чертовщина?
На губах русского мелькнула легкая улыбка, и он взял со стола пачку сигарет. Осторожно достав одну, Петров сунул ее в рот, зажег и выпустил дым из ноздрей. Вместо затхлой вони комнату заполнил резкий аромат табака.
— Что тебе известно о политической обстановке в России?
— То, что пишут в газетах. Не секрет, что у вашей страны серьезные трудности. Экономика слабая; преступность и коррупция круче, чем в Чикаго времен Капоне; военным не платят, и они недовольны; в здравоохранении полный бардак; в приграничных районах сплошь сепаратисты и гражданские войны. С другой стороны, у вас хватает обученной и мотивированной рабочей силы, а также природных ресурсов. Если перестанете сами себе вставлять палки в колеса, то все у вас будет нормально — только не сразу.
— Довольно точное изложение не самой простой ситуации. При обычных обстоятельствах я бы согласился, что мы как-нибудь выплывем. Страдать наш народ привычен. Ему это даже нравится. Однако в дело включились куда более мощные силы.
— Что еще за силы?
— Хуже не придумаешь. Людские страсти — национализм, цинично подогретый до кипения на огне страха и отчаянья.
— Но у вас и раньше были националистические движения.
— Конечно. Иногда мы их изолировали, иногда шантажировали идеологов или выставляли то исчадиями ада, то полусумасшедшими, прежде чем они привлекут много сторонников. Сейчас все иначе. Волна национализма вдруг поднялась на юге, в черноморских степях, где снова появились казаки.