Розенталь присел на корточки, наклонившись над бомбой, и начал производить какие-то манипуляции — какие именно, Беверли не разглядела. Когда он вновь заговорил, голос у него был веселый. Обращаясь к Елене, он не скрывал своего восхищения ее бесстрашием:
— Знаете, Елена, вы и в самом деле удивительная женщина! — Сделав паузу, он обратился к Айзенменгеру: — И кстати, недурна в постели. Это на тот случай, если вы не в курсе.
Последние слова он произнес словно бы между прочим, как будто обсуждал с приятелем в пабе вчерашний футбольный матч. Айзенменгер посмотрел на Розенталя, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Уверен, ей приятно услышать о себе столь лестный отзыв профессионала, — произнес он.
Елена же коротко бросила:
— Подонок.
Розенталь встал и, в очередной раз взглянув на часы, произнес:
— Как ни жаль, но нам пора прощаться, — после чего повернулся лицом к двери. В этот самый миг Айзенменгер встретился глазами с Беверли. Он окликнул Розенталя, но было уже поздно: тот тоже ее заметил.
Беверли видела, как он поворачивается, даже невольно отпрянула, но их взгляды на миг встретились. Она видела, как поднимается револьвер, как его ствол направляется прямо на нее. Легкое, едва уловимое движение пальца — и пули принялись кромсать дерево и штукатурку.
Беверли, как можно плотнее прижимаясь к полу, ползла в темноту коридора. Она уже готова была сама нажать на курок, но оглушительный грохот выстрелов и дождь из деревянных щепок и осколков штукатурки лишили ее способности действовать.
Потом все смолкло. Наступила гробовая тишина.
Елена слышала крик Айзенменгера, но не поняла его скрытого смысла. Когда же Розенталь поднял револьвер и принялся палить в пустоту, она очень удивилась столь странным действиям профессионального убийцы. Уж не тронулся ли этот человек умом и не собрался ли перед своим уходом немного развлечься, изрешетив пулями стену дома, которому и без того с минуты на минуту предстояло взлететь на воздух? Она могла только гадать, глядя в напрягшуюся спину Розенталя.
Выстрелы прекратились, и Розенталь полез в карман за патронами.
«Либо ему нужно перезарядить пистолет, либо это уловка, и он хочет выманить меня.
Если это уловка, то я погибла.
Если это не уловка и я слишком долго тяну время, мне все равно конец».
Она поднялась, держа ружье на уровне бедра, глубоко вздохнула и ринулась в комнату.
Розенталь крутанул барабан и уже поднял револьвер, когда перед ним, словно из пустоты, возникла Беверли. Выбора у нее не оставалось — нужно было стрелять. То ли из-за боязни промахнуться, то ли случайно она нажала на оба курка сразу.
Выстрел сотряс стены комнаты. В мгновение ока грудь Розенталя превратилась в кровавый вулкан, из которого во все стороны полетели куски плоти и обрывки одежды. Лицо его моментально побагровело. Дым медленно рассеялся, эхо выстрелов затихло, установилась звенящая тишина. Какое-то время Розенталь еще продолжал стоять на ногах, затем его тело покачнулось и с глухим стуком рухнуло на пол.
С мгновение после выстрела Беверли продолжала стоять не разгибаясь. Потом, придя в себя, она медленно выпрямилась и отступила назад, за дверь. Правое бедро, задетое прикладом, ныло. Не обращая внимания на боль, Уортон вытащила из кармана два новых патрона и перезарядила ружье. Взяв оружие наизготовку, она осторожно двинулась в комнату.
Несмотря на очевидную смерть, Беверли снова направила на Розенталя ружье. Только перевернув тело ногой и вытащив из-под него револьвер, она взглянула на Елену и Айзенменгера.
— Вот черт!
Беверли отбросила ставшее ненужным ружье и метнулась к Айзенменгеру, задетому дробью и сидевшему с окровавленным лицом, без признаков жизни. Она подняла голову доктора, нащупала его пульс.
— Он жив, — произнесла она.
Затем она принялась развязывать Елену.
— Как я понимаю, их было двое.
— Да. Но они кого-то ждали.
Беверли кивком указала на бомбу:
— Если я правильно поняла, он сказал, что эта штука реагирует на движение?
— Да.
Беверли взглянула на часы. По ее представлениям, у них в запасе было минут десять-пятнадцать, не больше. Она развязала Елену, и та принялась разминать затекшие руки.
— Вы можете идти? — спросила Беверли.
Елена кивнула.
— Отлично. Сначала выносим Джона, потом Штейна. Если успеем, вернемся за телами. Начнем с Маккаллума. Не хватит времени для двух других — поделом, пусть остаются здесь.
Слова Беверли прозвучали как приказ, но Елену это не смутило — она предоставила Уортон руководить ситуацией. Чтобы отвязать Айзенменгера, им пришлось потрудиться — Розенталь хорошо знал свое дело. Доктор пребывал в полубессознательном состоянии, так что на его помощь рассчитывать не приходилось. Беверли внимательно следила за безобидным с виду металлическим цилиндром, который лежал на полу.
Им пришлось тащить Айзенменгера волоком, и пока они добрались до двери, женщины успели обессилеть. Елена открыла ногой наружную дверь, и они оказались в полной темноте. Порывы ветра забрасывали их пригоршнями дождя, серебристые капли, попадая в полосу света, пробивавшегося наружу, походили на мелькание маленьких рыбок. Елена и Беверли протащили Айзенменгера вниз по тропе и уложили на траву метрах в пятидесяти от дома.
Рассмотреть, сколько у них еще времени, было трудно, поэтому женщины, не сговариваясь, со всех ног кинулись обратно в дом.
На то, чтобы управиться со Штейном, понадобилось меньше усилий — старик был значительно легче доктора; однако, несмотря на то что он был без сознания, профессор то и дело дергался от боли в сломанной ноге.
Елена чувствовала, что полностью выбилась из сил, однако поспешила за Беверли, когда та, уложив Штейна рядом с Айзенменгером, вновь ринулась к дому. Она хрипло дышала, ее замерзшие, промокшие и дрожавшие от напряжения ноги двигались с трудом, удары сердца эхом отдавались в голове. Она посмотрела на Беверли — ее силы, по-видимому, тоже были на пределе.
Взгляды обеих наткнулись на развороченную голову Маккаллума.
— Хватаем его за ноги и тащим на улицу, — приказала Уортон.
Они ухватили тело за ноги и потянули по мокрой траве, стараясь не смотреть на оставляемые им полосы крови. Выбравшись из заминированного дома, они почувствовали, что ветер дует им в спину, и дело пошло быстрее.
Тело сержанта они оставили неподалеку от Айзенменгера и Штейна. Они едва держались на ногах, и Беверли с трудом проговорила:
— Про остальных забудем.
Тут она согнулась пополам, и ее вытошнило. А промозглый дождь продолжал лить как из ведра…
Елена, окончательно потеряв силы, повалилась на колени в траву. Весь мир в ее сознании раскачивался, словно гигантское здание, готовое вот-вот рухнуть. Она никогда не думала, что каждый вдох может вызывать такую боль в горле и легких. Тошнота не проходила, словно у нее внутри засели и теперь просились наружу все когда-либо съеденные рождественские ужины.