— Вы, вероятно, не в курсе того, что происходит с Викторией.
— Да? — настороженно приподнял брови Гомер.
На лице Бенс-Джонса появилось скорбное выражение, он горестно покачал головой и понизил голос.
— Около трех месяцев назад у нее произошел серьезный нервный срыв, — доверительно сообщил он. — Это было ужасно. Видите ли, моя жена является довольно крупным исследователем. Она даже стала лауреатом престижной национальной премии…
— Которую вручает Королевская коллегия патологоанатомов.
Бенс-Джонса явно смутила эта неожиданная и явно нежеланная осведомленность, и по его лицу пробежало легкое облачко неуверенности.
— Совершенно верно.
— И вы утверждаете, что она подписала свои признательные показания вследствие этого… нервного срыва?
— Это очевидно. — Бенс-Джонс сделал движение, словно собираясь уходить после того, как этот неприятный инцидент оказался, ко всеобщему удовлетворению, исчерпан.
— Она вас любит, сэр?
Вопрос донесся слева, куда начмед даже не смотрел.
— Что?
Трудно было определить, чего в его ответе было больше — подозрительности или смущения.
— Естественно, — ответил он.
Похоже, этот ответ заставил старшего инспектора задуматься.
— Вы знали, что существуют доказательства того, что результаты исследований были фальсифицированы вашей женой? Что она получила свою премию обманным путем?
Бенс-Джонс нахмурился и решил снова воспользоваться своими запасами негодования.
— Что вы такое говорите?! Да по какому праву вы выдвигаете столь абсурдные обвинения?
Гомер бросил взгляд на Райта, и тот извлек откуда-то тетради с лабораторными записями, которые были помещены в заклеенные и опечатанные пластиковые пакеты. Прежде чем передать их Бенс-Джонсу, он пояснил для записи, что он делает.
— Мы провели независимую экспертизу, сэр, — сообщил Гомер. — И выяснили, что опубликованные результаты не имеют никакого отношения к тому, что запротоколировано здесь.
Бенс-Джонс смотрел на тетради с таким видом, словно опасался, что они вот-вот вцепятся ему в горло.
— Наверняка всему этому есть какое-то объяснение, — не отрывая от них глаз, промолвил он. — Наверное, была проведена другая серия опытов…
Райт предъявил показания Ивонны Хэйверс, а Гомер добавил:
— Боюсь, что нет, сэр.
Он подтолкнул бумаги к Бенс-Джонсу, чтобы тот смог с ними ознакомиться, однако продолжал придерживать их пальцами, одновременно комментируя вслух свои действия для протокола.
Бенс-Джонс прочитал показания, и, судя по всему, они на мгновение выбили его из колеи.
— А какое отношение все это имеет к убийствам, совершенным Пендредом? — осведомился он.
Если он всерьез полагал, что Гомер станет отвечать на этот вопрос, то ему еще многое предстояло узнать о том, как проводятся допросы.
— Вы беседовали с доктором Милроем об обвинениях, выдвинутых против вашей жены? — спросил Райт.
— Нет, конечно!
— И доктор Милрой не пытался вас шантажировать ими с целью получения должности профессора?
— Бога ради, что за выдумки!
— Если ваша жена любит вас, сэр, почему она обвиняет вас в убийстве Дженни Мюир, Патрика Уилмса и Уилсона Милроя? — осведомился Гомер и, помолчав, продолжил, прежде чем Бенс-Джонс успел ответить: — Почему она утверждает, что вы разработали план, направленный на то, чтобы свалить всю вину на Пендреда? Что вашей настоящей целью являлось устранение Уилсона Милроя, так как у него были доказательства того, что Виктория Бенс-Джонс подтасовала результаты своего исследования? — Он выдержал еще одну длинную паузу, предоставляя подозреваемому возможность ответить, и добавил: — Почему она все это утверждает, доктор Бенс-Джонс?
Бенс-Джонс сгорбился, вывернул руки ладонями вверх, а его лицо исказила гримаса.
— Я же говорю вам — она не в себе… — Он помолчал и добавил: — Вероятно, все гораздо хуже, чем я предполагал… Она просто не в своем уме, старший инспектор. — Этим выводом он поделился непосредственно с Гомером.
— Ее показания выглядят вполне внятными, — пробормотал Райт.
— Да что вы понимаете? — обернулся к нему Бенс-Джонс.
— Как бы то ни было, доктор, мы должны проанализировать подобную возможность, — заметил Гомер, наклонившись ближе. — Насколько я понял, сэр, вы все отрицаете?
— Естественно!
Затем последовало длительное молчание, во время которого Гомер и Райт не спускали глаз с толстых линз его очков.
— Ведь трупы были вскрыты, не так ли? — наконец промолвил он. — А я — невролог. Возможно, вы не догадываетесь о той узкой специализации, которая существует в медицине, но я могу вас заверить, что в обязанности невролога не входит проведение вскрытий.
Гомер чувствовал, как из его уст сочится ложь, обволакивая скользкие слова.
— Да, сэр, — откликнулся он и снова умолк, как актер дожидаясь наиболее выгодного момента для своей реплики. — Но ведь вы получили образование патологоанатома, не так ли?
Этот вопрос явно стал потрясением для Бенс-Джонса, но он с ним справился:
— Это было много лет тому назад.
Гомер пожал плечами:
— Мы хотели бы получить от вас разрешение на обыск вашего дома и кабинета, сэр, — заметил Райт.
— Зачем?
— Просто для того, чтобы удостовериться.
— А если я вам его не дам?
Однако все прекрасно понимали, что он этого не сделает.
Гомер встал, и Бенс-Джонс спросил:
— А что со мной? Я могу идти?
— Боюсь, что нет, доктор. По крайней мере пока.
Он открыл было рот, но Гомер его опередил:
— В случае необходимости я вас предупрежу о том, что ваши слова могут быть использованы против вас.
— Было бы неплохо, — с мрачным видом откликнулся Бенс-Джонс. — А я позвоню своему адвокату.
Гомер пожал плечами и движением головы дал понять Райту, чтобы тот занялся необходимыми формальностями.
— Вы же знаете, что я этого не делал, старший инспектор, — окликнул его Бенс-Джонс, когда тот уже направился к двери. — У вас нет никаких доказательств, подтверждающих, что это сделал я.
Елена умирала. Вся вселенная сузилась до одной комнаты, в которой она лежала, многогранность бытия ограничивалась ее смертным ложем и окружавшими его стенами. Какая-то часть ее мозга осознавала, что вскоре это пространство сузится еще больше и будет ограничиваться пределами ее тела, а затем и вовсе сожмется в полное ничто.
И после этого уже ничего не будет.