Я отметил, что она уже даже и не пытается делать вид, что Ирвинг может не быть очередной жертвой.
— А это хорошо или плохо?
— И то и другое. Это значит, что он непредсказуем, и поэтому еще более опасен. Но если он действует импульсивно, то рано или поздно допустит ошибку. — Джейкобсен снова прищурилась, реагируя на солнечные лучи, отражавшиеся от идущих впереди машин. — Мои темные очки в пиджаке. Достаньте, будьте добры.
Пиджак лежал аккуратно сложенным на заднем сиденье. Я повернулся и достал его. От мягкой ткани шел слабый приятный аромат, и я ощутил момент странной близости, ощупывая карманы. Я нашел пару темных очков с большими стеклами и протянул ей. Наши пальцы на мгновение соприкоснулись. Кожа ее оказалась прохладной и сухой, но при этом и теплой.
— Спасибо. — Она надела очки.
— Вы упомянули его планы, — поспешно заговорил я. — Кажется, вы уже говорили, что он жаждет признания и что он… как его там? злокачественный нарциссист? Разве не этим все объясняется?
Джейкобсен слегка кивнула. Глаза ее скрывались за темными стеклами очков, и от этого понять ее настроение стало сложнее.
— Это объясняет, насколько далеко он готов зайти, но не почему он убивает. Он хочет что-то из этого извлечь, старается унять какой-то патологический зуд. И если секс тут ни при чем, то что это?
— Может, ему просто нравится причинять боль, — предположил я.
Она покачала головой и нахмурилась. Над очками снова стала видна маленькая вертикальная морщинка между бровями.
— Нет. Он может при этом наслаждаться ощущением власти, но это не все. Что-то вынуждает его делать все это. Просто мы еще не знаем, что именно.
Солнце внезапно перекрыл оказавшийся рядом черный грузовик-пикап. Он возвышался над нашей машиной, пожирающий бензин монстр с тонированными стеклами, затем быстро нас обогнал. И тут же нас подрезал. Я рефлекторно втопил ногу в пол, словно пытался затормозить, чтобы избежать столкновения. Но Джейкобсен, едва коснувшись тормоза, легко перестроилась в соседний ряд.
Потрясающая демонстрация великолепных навыков вождения, еще более впечатляющая оттого, с какой непринужденностью Джейкобсен это проделала. Она раздраженно зыркнула на пикап, но этим и ограничилась.
Однако инцидент испортил настроение. После него она снова стала неприступной и далекой, либо размышляя о нашем разговоре, либо сожалея о том, что сказала слишком много. Мы уже подъезжали к центру Ноксвилла. И по мере приближения к нему мое настроение становилось все хуже. Джейкобсен высадила меня у отеля, и к этому моменту стала неприступной как стена. Коротко кивнув, она уехала, оставив меня стоять на тротуаре с ноющими от ползания в ельнике мышцами. Глаза Джейкобсен за стеклами темных очков разглядеть мне не удалось.
Я совершенно не представлял, что мне делать дальше. Я не знал, распространяется ли мое изгнание и на морг, и не хотел звонить Тому и спрашивать. Идти на станцию мне тоже не хотелось — по крайней мере до тех пор, пока не буду точно знать, что и как.
Пока я стоял под ярким весенним солнцем посреди oбтекающей меня толпы, ко мне наконец пришло полное осознание случившегося. Находясь в машине с Джейкобсен, я мог оттягивать этот момент, но теперь мне пришлось принять очевидное.
Впервые за всю мою карьеру меня отстранили от расследования.
Приняв душ и переодевшись, я купил сандвич и съел его на берегу реки, глядя на проплывающие мимо колесные пароходы с туристами. Почему-то всегда успокаиваешься, глядя на воду. Она словно затрагивает какие-то подспудные пласты нашего подсознания, будит генетическую память о внутриутробной безопасности. Я дышал влажным воздухом, следил за летящей над рекой стаей гусей и пытался уговорить себя, что мне совсем не скучно. Объективно я понимал, что не должен воспринимать случившееся на кладбище как нечто личное. Я попал под перекрестный огонь Хикса, меня задели по касательной профессиональные разборки, лично ко мне не имеющие никакого отношения. Я твердил себе, что не должен воспринимать это как потерю лица.
Но легче мне от этого не стало.
После ленча я бесцельно слонялся по улицам, ожидая, когда зазвонит мобильник. В последний раз я был в Ноксвилле очень давно, и город за это время сильно изменился. Троллейбусы, впрочем, по-прежнему ездили, а золотистый зеркальный шар «Солнечной Сферы» все так же возвышался на фоне неба.
Но у меня было не то настроение, чтобы любоваться окрестностями. Мобильник упорно молчал, лежа мертвым грузом в кармане. Меня подмывало позвонить Тому, но я понимал, что незачем. Сам позвонит, когда сможет.
Том позвонил уже ближе к вечеру. Голос его звучал устало, когда он принялся извиняться за утреннее происшествие.
— Просто Хикс пытается мутить воду. Я еще разок переговорю завтра с Дэном. Как только пыль уляжется, уверен, он все поймет правильно. Ну и, на худой конец, нет никаких причин, по которым ты и дальше не можешь работать со мной в морге.
— А что ты будешь делать сейчас? — спросил я. — Работать одному тебе нельзя. Почему бы тебе не позвать Пола помочь?
— Пола сегодня нет в городе. Но Саммер наверняка согласится со мной поработать.
— Ты не должен перенапрягаться. У доктора был?
— Не волнуйся, — ответил он мне тоном, ясно показавшим, что я зря сотрясаю воздух. — Мне и правда очень жаль, что так случилось, Дэвид, но я с этим разберусь. Просто не отсвечивай пока.
А я, собственно, ничего и не мог сделать. И твердо вознамерился насладиться вечером. Слегка побездельничать тебе не повредит. Бары и кафе начали потихоньку заполняться клиентами — сотрудники офисов заходили туда по пути домой. Смех и разговоры звучали заманчиво, и я, подчиняясь внезапному импульсу, завернул в бар с деревянной террасой, выходящей на реку. Найдя столик у перил, я заказал пива. Наслаждаясь последним вечерним солнцем, я смотрел на медленные воды Теннесси. Невидимые глазу течения образовывали на глади реки водоворотики и ямки.
И постепенно я начал расслабляться. К тому времени, когда я прикончил пиво, спешить мне уже было точно некуда, и я попросил меню. Заказал себе лингуине с морепродуктами и калифорнийское «Цинфандель». Только один бокал, поклялся я, напомнив себе, что завтра рано вставать независимо от того, буду я помогать Тому или нет. Но когда я доел обильно сдобренную чесноком лингуине, этот довод уже не казался мне убедительным.
Я заказал еще бокал вина. Солнце скрылось за деревьями, но было еще тепло, хотя уже начали сгущаться сумерки. Зажегшиеся на террасе эклектические фонарики привлекли первых ночных мотыльков. Они кружились у стекла, черные силуэты на фоне белых шаров. Я попытался вспомнить, бывал ли у этого участка реки в первый приезд в Ноксвилл много лет назад. Наверное, бывал, только в памяти это совсем не отложилось. Тогда я снимал маленькую квартирку в полуподвальном этаже в другой — более дешевой — части города, на окраине постепенно облагораживаемого старого квартала. И когда выходил в город, то посещал в основном окрестные бары, а не более дорогие заведения на берегу реки.