Странно иногда работает память.
— Пол? Погоди минутку!
Голос звучал от соседнего дома. По лужайке к нам торопливо шла женщина — загорелая и ухоженная, слишком яркие светлые волосы уложены в затейливый пучок. Навскидку я дал ей лет пятьдесят. Но когда она подошла ближе, я поднял возрастную планку сначала до шестидесяти, а потом и до семидесяти, словно она старела с каждым шагом.
— О, класс! — тихонько буркнул Пол и состроил дежурную улыбку. — Привет, Кэнди.
Имя было слишком девчачьим и слишком слащавым, но почему-то ей подходило. Женщина остановилась перед Полом. Она держала себя как стареющая модель, не понимающая, что ее время уже прошло.
— Я так рада тебя видеть! — Она слегка пришепетывала из-за чересчур белой вставной челюсти. И положила руку, испещренную печеночными пятнами на предплечье Пола. Ее венозная кожа была коричневой, как старый мокасин. — Не думала увидеть тебя так скоро. Как Сэм?
— Хорошо, спасибо. Это была ложная тревога. — Пол собрался было представить меня. — Кэнди, это…
— Ложная тревога? — недоуменно переспросила женщина. — О Господи, неужели опять? Когда я увидела «скорую», то была совершенно уверена, что на сей раз это оно!
На какой-то миг время остановилось. Я чувствовал свежесть травы и бутонов, первую вечернюю прохладу в весеннем тепле. Вес бутылки вина у меня в руке все еще хранил обещание обыденности.
А потом мир словно взорвался.
— Какая «скорая»? — Пол казался скорее растерянным, чем встревоженным.
— Ну, та, что приезжала. Примерно в половине пятого, по-моему. — Нарисованная улыбка женщины начала вянуть. Ее рука метнулась к шее. — Тебе ведь наверняка кто-то сообщил? Я думала…
Но Пол уже несся к дому:
— Сэм? Сэм?
Я быстро повернулся к соседке:
— В какую больницу ее повезли?
Она перевела взгляд с двери, за которой исчез Пол, на меня, растерянно шевеля губами.
— Я… Я не спросила. Парамедик вывез ее в кресле-каталке, у нее на лице была эта кислородная штука… Я не хотела мешать.
Оставив женщину на дорожке, я двинулся следом за Полом. В доме пахло свежей краской и побелкой, новыми коврами и мебелью. Я нашел его стоящим посреди кухни, в окружении новенькой сверкающей утвари.
— Ее тут нет, — ошеломленно сказал он. — Господи Иисусе, почему мне никто не позвонил?
— Ты проверил телефонные сообщения?
Я подождал, пока он проверит. Его рука дрожала, когда он нажимал на кнопки. Прослушав запись, он покачал головой:
— Ничего.
— Позвони в госпиталь. Ты знаешь, куда именно ее должны были отвезти?
— В Медицинский центр университета Теннесси, но…
— Звони туда.
Он уставился на телефон, моргая, словно пытался проснуться.
— Я не знаю номера. Боже, я должен был его знать!
— Звони в справочную.
Он начал снова соображать, мозг оправился от первоначального шока. Я стоял рядом, пока он звонил в госпиталь, меряя шагами кухню во время перевода вызова. Когда он называл по буквам имя Сэм в третий или четвертый раз, я ощутил, что дурное предчувствие, терзавшее меня весь день, становится все яснее и яснее, пока не оформилось в убеждение.
Пол положил трубку.
— Они ничего не знают. — Он говорил ровно, но явно был на грани паники. — Я позвонил даже в отделение «неотложки». По их записям она не проходит.
Он вдруг снова принялся быстро стучать по кнопкам.
— Пол… — сказал я.
— Должно быть, это какая-то ошибка, — бормотал он, будто не слыша. — Наверное, ее отвезли в другой госпиталь…
— Пол.
Он остановился. Его глаза встретились с моими, и я увидел в них страх, увидел понимание, которое он отчаянно старался отринуть. Но ни один из нас больше не мог позволить себе такой роскоши.
Я не был мишенью Йорка. Никогда.
Меня просто использовали для отвода глаз.
Следующая ночь оказалась самой длинной в моей жизни. Я связался с Гарднером, пока Пол обзванивал все местные больницы. Он в глубине души понимал, что Сэм ни в одной из них нет, но альтернатива была чересчур ужасной, чтобы ее принять. И до тех пор пока существовала хоть малейшая вероятность, он отчаянно цеплялся за надежду, что это просто какая-то ошибка и его мир снова придет в норму.
Но этому не суждено было случиться.
Гарднер примчался меньше чем через сорок пять минут. К тому времени тут уже были двое агентов БРТ. Они возникли на пороге дома через считанные минуты после моего звонка Гарднеру, оба в рабочих комбинезонах, словно пришли с соседней стройки. Судя по скорости, с которой они пришли, я сделал вывод, что они были где-то рядом, наверняка то самое обещанное скрытое наблюдение. Хотя толку от этого, как выяснилось, оказалось мало.
Гарднер с Джейкобсен без стука вошли в дом. На ее лице было тщательно выверенное сдержанное выражение, физиономия Гарднера была жесткой и мрачной. Он коротко переговорил с одним из агентов, тихо и неразборчиво, потом обратился к Полу:
— Расскажите, что произошло.
Пол дрожащим голосом снова пересказал, как все было.
— Есть какие-нибудь признаки борьбы? Что-нибудь сдвинуто с места? — спросил Гарднер.
Пол лишь покачал головой.
Взгляд Гарднера переместился на стоящую на столе чашку кофе.
— Вы оба к чему-нибудь прикасались?
— Я сварил кофе, — ответил я.
По его мимике я отлично понял, что мне вообще не следовало ничего тут трогать, но высказывать свое недовольство он не стал.
— Хрен с ним, с этим чертовым кофе! — рявкнул Пол. — Что вы намерены делать? Этот ублюдок захватил мою жену, а мы тут болтаем!
— Мы сделаем все, что сможем, — удивительно терпеливо ответил Гарднер. — Мы дали указание каждому полицейскому департаменту и департаментам шерифов по всему Восточному Теннесси искать «скорую».
— Дали указание искать? Но почему не перекрыть дороги, бог ты мой?
— Мы не можем останавливать каждую карету «скорой помощи» в надежде, что это может быть Йорк. А перекрывать дороги бесполезно, потому что у него несколько часов форы. Он уже вполне может быть за пределами штата, в Северной Каролине.
Гнев Пола угас. Он рухнул на стул. Лицо его стало пепельным.
— Возможно, это и ерунда, но я тут подумал о «скорой», — начал я, тщательно подбирая слова. — По-моему, на тех кадрах с камеры наблюдения рядом с таксофоном, откуда Йорк звонил Тому, была какая-то «скорая».
Всего лишь белое очертание на заднем плане. При обычном раскладе я бы и не вспомнил о ней, да и сейчас не был уверен, что это может быть важным. Но уж лучше я об этом скажу, чем промолчу, а потом буду жалеть.