С десяти утра работал роторный испаритель, который после долгих поисков Андреа раздобыла не у знакомых из сферы обслуживания, а у одной своей давней поклонницы, которая писала в университете диссертацию по химии.
Из всего меню только три варианта карри не содержали афродизиаков. Однако Мараван устоял перед искушением поэкспериментировать, слегка изменив их рецептуру, поскольку именно определённая комбинация блюд могла в прошлый раз так подействовать на Андреа.
В восемь вечера в дверь позвонила гостья. Ею оказалась блондинка двадцати одного года, очень нервная и полноватая, скорее миловидная, чем красивая. Она отказалась от шампанского, которое подал Мараван, одетый в саронг и белую рубашку. Тамильца насторожило это отклонение от задуманного им меню. Оставалось надеяться, что в прошлый раз не шампанское стало компонентом, ускорившим действие афродизиаков.
Лишь только девушки заняли места за столом, Мараван принёс им «привет с кухни»: небольшие чапати, которые он с показной церемониальностью окропил эссенцией из листьев карри, корицы и кокосового масла.
Тамилец подавал блюда, только когда Андреа звонила в медный храмовый колокольчик, тоже взятый из его квартиры. Это был условный знак. И с каждой новой переменой гостья, казалось, расслаблялась всё больше, и Мараван тоже. После конфет и чая он, согласно обговорённому сценарию, поклонившись, попрощался с подругами.
Около десяти вечера Мараван ушёл. Они решили, что Андреа позвонит ему на следующий день, скажет, как всё прошло и когда ему приехать за посудой и аппаратурой.
Было душно. Небо всё ещё озарял отсвет солнца, зашедшего несколько часов назад. Днём столбик термометра не опускался ниже тридцати.
В такие вечера Мараван особенно тосковал по родине. Они напоминали ему Коломбо в период муссонов. И тогда ему казалось, что вот-вот упадут первые капли, и слышался отдалённый прибой со стороны набережной Галлефас и крики ворон, карауливших там продуктовые лавки.
Даже воздух пах дождём. Особенно если кто-нибудь по близости выставлял в саду жаровню. Тогда Маравану мерещились украшенные электрическими гирляндами уличные ресторанчики.
Но сегодня на сердце у Маравана было легко. Ему казалось: он ещё на один шаг продвинулся к своей цели. Сегодня он впервые поработал поваром в швейцарском доме. Разве он не позаботился об интерьере и украшениях? Разве не обеспечил обслуживание по высшему классу? Можно считать, что сегодняшний ужин — первый камень, положенный в основание его собственного кейтеринга.
Любовные мучения также утихли, стоило только Маравану увидеть ту, с кем Андреа собирается провести ночь. Нет, он не ревновал её к подруге. Он даже радовался своему участию в соблазнении блондинки как возможности больше сблизиться с Андреа, к которой теперь, по-видимому, питал другие чувства.
Внезапно пошёл дождь. Мараван остановился и, подняв руки, подставил ему лицо. Совсем как тот молодой человек, которого он месяц назад видел из окна трамвая. Или как делал он сам в детстве, встречая первые муссонные ливни.
Дела у Хувилера шли если не блестяще, то, по крайней мере, лучше, чем у большинства его коллег. Кому-кому, а ему, действующему президенту союза шеф-поваров Швейцарии, это было известно. Он противостоял кризису из последних сил, проявляя изобретательность, — его меню «Сюрприз», например, появилось в местной газете в виде небольшого шуточного объявления, — и тут на тебе!
Не хватало только самому получить инфаркт из-за этого придурка. И надо ж было такому случиться в пятницу вечером! Его вырвало прямо на стол. Он даже запачкал рубашку своего гостя, бизнесмена из Голландии!
И каждый из сидящих в зале, должно быть, подумал, глядя на всё это: «Вот так умирают в «Хувилере». Интересно, что он съел?»
Откуда ни возьмись появились три врача. Для начала они раздели его почти догола. Потом первый позвонил в «Скорую», сообщив предварительный диагноз: «Подозрение на инфаркт миокарда». Второй суетился возле очнувшегося больного. Третий выбежал из ресторана, вернулся через несколько минут с чемоданчиком в руке и сделал инъекцию. Тут подоспела и «Скорая».
Санитар с доктором катили носилки на колёсиках, три стола пришлось убрать с дороги. Потом они увозили Дальманна — бледного как смерть, в кислородной маске и блевотиной в волосах. Зрелище не из приятных!
Это был конец. Заказы возвращались на кухню; недоеденные блюда стыли. Одни посетители просили счёт, другие ждали, когда их столы поставят на место. Ещё несколько человек почувствовали себя плохо. Жена одного адвоката забилась в истерике. Гости с отвращением наблюдали, как два тамильца убирают столик Дальманна и вытирают пол.
А потом появился старший официант с освежителем воздуха — чёрт знает, где он его раздобыл. Не успел Хувилер опомниться, как к запаху блевотины добавился утончённый хвойный аромат.
Всё-таки ему удалось успокоить оставшихся гостей. Хувилер сказал им, что прогнозы благоприятные, что Дальманна спасло то обстоятельство — неудивительное для этого ресторана, — что в зале оказалось сразу три врача. А когда суматоха утихла, из раздевалки для персонала вернулся голландец. Сразу после душа и в тесноватом ему запасном костюме сомелье.
Он попросил столик и несъеденные блюда! Дальманну не понравилось бы, если б остаток ужина пропал, сказал он. Чем, конечно, испортил аппетит ещё нескольким гостям.
На следующее утро Хувилер позвонил Шефферу, помощнику Дальманна, который всегда заказывал для него столик, и спросил его о самочувствии шефа. Тот ответил, что после экстренной операции состояние больного стабилизировалось. Этот человек говорил словами медицинского бюллетеня.
Нет худа без добра. Если бы Дальманн умер в ресторане, ущерб для бизнеса был бы большим. Хотя, с другой стороны, о «Хувилере» написали бы газеты.
Андреа объявилась только во второй половине дня.
Мараван уже собирался готовить мотагамы на вечер, как вдруг зазвонил телефон.
Она была весела, однако ни слова не сказала о том, как прошла ночь. Мараван сдержал любопытство и тоже не стал задавать вопросы.
Когда же спустя час он убирался у неё на кухне, она молча смотрела на него, держа в правой руке бокал и обхватив ладонью левой правый локоть, и даже не изъявляла желания помочь.
— Тебе совсем не интересно, как всё получилось? — спросила она наконец.
— Почему же, интересно, — пробормотал тамилец.
Андреа поставила стакан на стол, обняла Маравана за плечи и поцеловала в лоб.
— Ты волшебник! — прошептала она. — Всё сработало.
Он лишь недоверчиво посмотрел на неё, и тогда она повторила громче:
— Всё сработало, сработало!
А потом, так и не дождавшись его реакции, принялась прыгать и танцевать: