— Наоборот, — успокоил её тамилец. — У индусов зелёный и красный — цвета сердечной чакры, то есть центра любви, анахата.
Андреа принялась готовить помещение, а Мараван занялся кухней.
Позже, когда тамилец с неизменным искусством сооружал фигуру из эластичных и хрупких машевых лент, он пробурчал, как бы рассуждая вслух:
— Странно. Такая молодая — и уже проблемы.
Андреа так ничего и не сказала ему об особенностях этого заказа. Ничего не объяснила сейчас и не собиралась делать этого впредь.
И Мараван ничего бы не узнал, если бы не винтовая лестница.
Андреа несла на второй этаж сладкие шарики с маслом гхи, когда на полпути вдруг наступила на подол своего сари. Вместо того чтобы схватиться за перила, выпустив из рук поднос, она попыталась сохранить равновесие, в результате чего подвернула ногу.
Ей всё-таки удалось подать блюдо и, прихрамывая, вернуться на кухню. Там она села на стул и принялась осматривать больную ногу, которая немного распухла.
Маравану пришлось подменить напарницу.
Он поднялся наверх с чаем и конфетами и постучался в дверь.
— Да! — ответил мужской голос.
Тамилец вошёл в комнату. При свечах красные интерьеры, казалось, сияли золотом. Алина развалилась на подушке. Увидев, что вошла не Андреа, она прикрыла бюст руками и закричала, скорее наигранно, чем испуганно:
— Ой!
Обнажённый до пояса мужчина сидел спиной к двери. Заслышав шаги, он обернулся и прокашлялся: «Кхе, кхе…»
Мараван узнал господина Меллингера, первого клиента «Пищи любви». Некоторое время тамилец размышлял, что ему делать дальше: выйти и дать им возможность одеться или всё-таки накрыть чай.
— Не надо мешать нам, — сказала Алина. — Мы почти готовы.
Мараван поставил поднос на стол и собрал грязную посуду. Он избегал смотреть на любовников, однако в поле его зрения попали мужские брюки и розовое женское бельё, разбросанное возле стола.
— Почему ты мне не сказала? — спросил он Андреа на кухне.
— Но ты ведь не спрашивал на этот раз, женаты ли они, — отвечала та.
— Я думал, это само собой разумеется.
— Это так важно? — удивилась Андреа.
— Когда клиенты женаты, то, что мы делаем, не выходит за рамки приличия. Теперь же это нечто непристойное.
— Именно поэтому он и заплатил больше, — решительно заявила Андреа. — За «нечто непристойное».
Барак Обама уверенно победил на выборах. В следующем году впервые в истории США президентское кресло должен был занять цветной. Мир с изумлением наблюдал за этими событиями, Европа аплодировала Обаме едва ли не громче, чем избравшая его страна.
И только в кругах, к которым принадлежал Дальманн, к новому президенту относились скептически. На этих выборах, как и на двух предыдущих, там делали ставку на республиканцев. Их экономическая, международная и — что самое важное — финансовая политика казалась более предсказуемой и понятной.
Дальманна разбудил телефонный звонок.
— Плохие новости, — сказал Шеффер по-английски, подтвердив худшие его опасения.
Однако по-настоящему ужасные известия последовали через несколько дней. В европейской экономике был официально отмечен спад. Валовый внутренний продукт Еврозоны снизился уже во второй раз.
Для Дальманна это означало возвращение к тому, от чего он с каждым годом дистанцировался всё больше.
В баре «Империал» за одним из столиков выпивали четверо мужчин. Пианист наигрывал какой-то шлягер, под негромкие звуки которого было удобно вести конфиденциальный разговор.
Гости хорошо поели, выпили и в ожидании дам заказали себе по последней.
Четыре ничем не примечательных типа в тёмных костюмах: два европейца, один американец и азиат. Последнему было около пятидесяти. Он носил круглые очки, и все называли его Ваен, что означает «большие очки», обращаясь к нему, как это принято в Таиланде, по прозвищу.
Компания говорила по-английски. Азиат с тайским акцентом, европейцы — со швейцарским.
В речи американца слышался выговор жителя южных штатов. Его звали Стивен Карлайсл. Стив владел небольшой фирмой в Мемфисе, которая занималась импортом и экспортом разных товаров. Помимо всего прочего, Стив выступал посредником при купле-продаже подержанной и новой продукции, хранившейся на оружейных складах его страны. Предприятие Ваена в Бангкоке занималось тем же.
Швейцарцами были Эрик Дальманн и его помощник Шеффер.
Стив и Ваен виделись впервые. Оба поняли друг друга с полуслова. Это Дальманн устроил им встречу. Все четверо долго совещались в его офисе, пока не нашли решение, которое устроило всех. А потом отправились в бар.
Речь шла о деле, в которое Дальманн в лучшие времена не стал бы вмешиваться. Но, принимая в расчёт финансовый кризис, в том числе и его персональный, а также то, что сделка совершалась почти легально, он согласился взять на себя роль посредника.
В качестве товара предлагались не подлежащие реновации бронированные гаубицы пятидесятых годов, списанные руководством швейцарской армии на лом. Ваен нашёл покупателя, однако загвоздка была в швейцарском законодательстве, которое разрешало вывоз лома в Таиланд, но только через декларацию реэкспорта, которая проверялась швейцарскими таможенниками.
Риск, что швейцарская сторона будет осматривать груз, не представлялся большим. Однако сложившаяся в стране ситуация внушала опасения. Проблема экспорта оружия в горячие точки планеты в последнее время особенно волновала швейцарцев. На повестке дня стоял референдум по этой теме.
Несколько лет назад правительство страны приняло закон, как будто позволяющий решить этот вопрос. Отслужившее свой срок оружие в виде лома могло быть возвращено на территорию страны-изготовителя без декларации реэкспорта. В случае бронированных гаубиц М 109 — в Соединённые Штаты Америки.
И тут в игру вступал Стив. Он за символическую сумму покупал товар на имя фирмы-производителя, а затем уже перепродавал его Ваену. Последнее не составляло проблемы: США оставались важнейшим поставщиком оружия в Таиланд.
На следующее утро планировалась организованная Шеффером встреча Карлайсла и Дальманна с чиновником, ответственным за ликвидацию гаубиц. И то же с ланчем, к которому Ваен должен был присоединиться только после ухода чиновника.
К их столику направлялся бармен в сопровождении двух длинноногих женщин в платьях для коктейля. Коротко остриженные волосы той, что повыше, негритянки, походили на купальную шапочку олимпийского пловца. Четверо мужчин поднялись, чтобы поприветствовать дам. Двое из них предложили им свои стулья и попрощались до завтра.