А потом на пороге родительского дома Македы появились солдаты. Они перевернули всё вверх дном и увели отца. Больше Македа его не видела. Мать настойчиво пыталась узнать о местонахождении мужа. Наконец благодаря старым связям ей это удалось. Она сумела даже добиться свидания в тюрьме, откуда вернулась с красными глазами, однако дочери так ничего и не рассказала. А два дня спустя Македа с сестрой и матерью уже пересекали кенийскую границу на дребезжащем «Лендровере». И это последнее, что удалось извлечь матери из её старых связей. Они прилетели в Лондон и попросили политического убежища. Об отце Македа больше так ничего и не узнала.
Когда девушке исполнилось шестнадцать, её увидел сотрудник одного модельного агентства. «Новая Наоми Кэмпбелл» — так назвал он её. И Македа участвовала в кастингах, несмотря на возражения матери, потом мелькнула на подиуме в нескольких показах мод и снималась для журналов. Однако этим всё и кончилось.
Во время недели высокой моды в Милане Македа впервые переступила невидимую границу между моделью и девушкой по вызову. Однажды ей было одиноко, и она оставила у себя в комнате на ночь закупщика из сети модных бутиков. Он ушёл рано утром, пока она ещё спала, оставив на столике купюру в пятьсот евро.
— И тогда я поняла, что уже первый мужчина стал для меня первым клиентом, — с грустной улыбкой рассказывала Македа Андреа.
Когда она поняла, что карьера модели не состоялась, попробовала вернуться в семью и снова учиться в школе. Однако к тому времени Македа уже привыкла к свободе и роскоши. Дом стал ей тесен, а взгляды матери на жизнь казались слишком ограниченными. Скоро начались скандалы, и Македа снова ушла. На этот раз навсегда.
Потом она познакомилась с вербовщиком из эскорт-сервиса и преуспела в этом бизнесе больше, чем на подиуме. Чуть меньше года назад Македу увидел Кули, и она уехала с ним в Швейцарию. Так она и живёт здесь до сих пор и чувствует себя одинокой.
Обо всём этом эфиопка рассказывала Андреа в полумраке её спальни. Очередной гость ожидался завтра, а сегодня они договорились встретиться. Прогулялись, несмотря на холод, к озеру, а потом, как бы следуя естественному ходу вещей, вместе грелись в постели Андреа.
Получалось, что Мараван ревновал не напрасно. Андреа влюбилась.
Скоро в дверь Маравана снова позвонили Теварам и Ратинам с новостями об Улагу. Мальчик, как они утверждали, захотел стать «чёрным тигром», то есть вступить в элитное подразделение террористов-смертников ТОТИ. Однако отбор туда отличался особой жёсткостью, и вероятность того, что Улагу не примут, оставалась высокой. Если Мараван не против, Теварам с Ратинамом могли бы контролировать ситуацию по своим каналам.
Мараван пообещал им очередное «пожертвование» в размере двух тысяч франков.
После визита земляков он отправился в Баттикалоа-Базар и передал для сестры письмо, в котором сообщал, что занимается поисками её сына.
В декабре дела у Хувилера шли по-прежнему. Каждый вечер ни в одном из двух залов не оставалось ни одного свободного места.
Но потом от них отвернулось несколько фирм, руководство которых прежде ежегодно отмечало здесь Рождество. «Просто неприлично пировать в «Хувилере» во время всеобщего кризиса», — примерно так они объяснили причину отказа. Однако хозяин ресторана полагал, что они использовали кризис как предлог либо просто помянули его ради красного словца.
Так или иначе, но на популярности заведения это сказалось немедленно. В январе количество посетителей было заметно ниже, чем обычно в это время.
Не в последнюю очередь и по этой причине Хувилер уделял сейчас столу Штаффеля особое внимание. Его накрыли на двенадцать персон: высшее руководство фирмы, причём — что редкость в наше время — с жёнами.
Штаффелю было что отмечать. Финансовая пресса единодушно признала его «руководителем года» в номинации «Новые технологии». А возглавляемая им фирма «Кугаг» так хорошо завершила год, что позволила себе маленький праздник.
Уже в выборе блюд Штаффель продемонстрировал определённый масштаб личности. Хувилер предложил ему дегустационное меню, но он остановился на обыкновенном обеде из шести перемен. В выборе вин Штаффель тоже был скромен.
Он всё-таки руководитель года, а не какой-нибудь обыватель, чтобы пускать пыль в глаза!
И ещё один гость беспокоил Хувилера — Дальманн. Он снова появился в ресторане, посвежевший после санатория, спустя всего лишь месяц с того самого вечера, как с ним случился инфаркт. Хувилер разволновался не на шутку. И дело даже не в том, что у этого типа хватило наглости снова прийти сюда после того, что он натворил. Хувилер боялся, что всё это может повториться. Ведь Дальманн ел и пил, как раньше, не отказался даже от коньяка и сигар.
Тем не менее Хувилера радовало его появление. Дальманн оставался для него чем-то вроде символа стабильности и нормальной жизни.
В этот вечер он пожаловал опять. На этот раз в сопровождении доктора Неллера, бизнес-адвоката, и, как повторяли они оба, чем дальше, тем чаще, друга юности и однокашника. Оба заказали меню «Сюрприз».
Дальманн достал из вазы еловую веточку с тёмно-синим шаром и поднёс её к свече. Он любил запах опалённой хвои: этот аромат настраивал его на сентиментальный лад. Особенно под Рождество, в такой вечер, как сегодня, да ещё после ужина со старым другом. Людей в ресторане не много и не мало, в самый раз. Вдобавок ко всему — освежающий запах бразильского чая, «Арманьяк» и душевный разговор.
— Ты снова собираешься воспользоваться услугами Кули? — поинтересовался Неллер.
— Ты знаешь, я должен думать о своём сердце, — улыбнулся Дальманн.
— Ясно. Я об этом забываю, когда вижу тебя.
— Но почему ты спрашиваешь, разве я обязан?
— Не хочу искушать тебя, однако на случай, если всё-таки захочешь, сейчас он предлагает нечто новое, с ужином.
— Есть я предпочитаю здесь, — заметил Дальманн.
— Но это специфический ужин, эротический…
Дальманн вопросительно посмотрел на приятеля и затянулся сигарой.
— Он нанял какого-то индуса, или что-то вроде того, который готовит, и симпатичную киску, которая подаёт. Знаешь, она даже одно время работала здесь. Высокая шатенка, волосы на одну сторону.
— И сейчас она у Кули?
— Она только подаёт ужин.
— И по части эротики?
— Нет, это только еда, — ответил Неллер. — Я тоже поначалу не верил, но она делает тебя другим.
— Как это?
Неллер задумался.
— Возбуждаешься не только там, — тут он показал вниз, — но и тут, — он постучал пальцем по блестящему от пота лбу.
— Ты хочешь сказать, эрекция в голове?
Дальманн рассмеялся, однако Неллер оставался серьёзным.
— Можно выразиться и так, — кивнул он. — Но главное, что женщина, похоже, чувствует то же. Складывается впечатление, что после ужина это доставляет ей истинное удовольствие.