“Паловерде” входил в состав китобойной флотилии, вышедшей на промысел из Сан-Франциско. Это было крепкое и надежное судно, сконструированное специально для охоты на китов в полярных водах. При длине сто тридцать два фута, ширине тридцать футов и осадке семнадцать футов “Паловерде” имел водоизмещение около трехсот тридцати тонн. Размеры его позволяли свободно принять в трюм большое количество китового жира и с достаточным комфортом разместить на борту многочисленный экипаж охотников и матросов на протяжении всего промыслового рейса, длящегося порой до трех лет. Киль, шпангоуты и бимсы изготовили из корабельных сосен, срубленных в горах Сьерра-Невады, а трехдюймовой толщины обшивку из того же материала дополнительно скрепили деревянными нагелями – толстыми дубовыми гвоздями.
Оснасткой судно напоминало трехмачтовый барк и радовало глаз моряка строгими, стремительными и одновременно изящными обводами. Обстановка и переборки кают и матросского кубрика были сделаны на заказ из вашингтонской ели. Особенно тщательно была отделана каюта капитана – главным образом, по настоянию его супруги, твердо решившей сопровождать мужа в длительных плаваниях. Созвучно названию судна, носовой фигурой служил резной барельеф, украшающий верхнюю часть бушприта и изображающий паловерде-кряжистое дерево, обильно произрастающее на юго-западе Североамериканского континента. Само же название опоясывало корму огромными позолоченными буквами, над которыми распростер крылья гигантский калифорнийский кондор, вырезанный в натуральную величину.
В отличие от коллег, командующих другими судами флотилии, Бредфорд Мендер направился не в исхоженные вдоль и поперек воды Берингова моря, а повел “Паловерде” на юг. Антарктические моря редко посещаются отважными китобоями Новой Англии, так что капитан не без оснований рассчитывал на неплохую добычу в этих нетронутых охотничьих угодьях.
Расчеты Мендера оправдались. Вскоре после пересечения Южного полярного круга удалось загарпунить шесть крупных китов, после чего “Паловерде” начал курсировать вдоль побережья Антарктиды. Море было свободно ото льдов, хотя судну зачастую приходилось сутками лавировать в лабиринте айсбергов. Но в последнюю неделю марта – первого месяца антарктической осени – море вдруг стало с невероятной быстротой замерзать и покрываться льдом, вскоре достигшим толщины в четыре фута. “Паловерде” еще мог бы успеть прорваться в открытые воды, но внезапно переменившийся ветер перерос в ревущий шторм, отбросивший судно обратно к берегу. Путь к спасению был отрезан, и экипажу во главе с капитаном осталось лишь наблюдать в бессильном отчаянии, как смыкаются вокруг судна превосходящие его по размеру льдины, словно загоняя в ловушку, из которой нет выхода.
Ветер неумолимо гнал к берегу как будто стиснутый в кулаке исполина “Паловерде”. Еще свободные от льдин участки воды замерзали буквально на глазах. Ценой героических усилий всего экипажа удалось поставить якоря на глубине шести морских саженей и на расстоянии менее двух миль от берега. Но уже через несколько часов корпус оказался зажат, как в тисках, меж двух ледяных полей, которые становились все толще, а вскоре и последние полыньи скрылись под белым саваном. “Паловерде” окончательно и бесповоротно затерло во льдах, и людям на борту не оставалось другого выхода, кроме как готовиться к вынужденной зимовке. А антарктическая зима между тем неуклонно приближалась: дни становились короче, ночи длиннее. Весеннего потепления, сулящего надежду выбраться в открытое море, предстояло дожидаться еще добрых семь месяцев.
Первым делом убрали, просушили, свернули и спрятали паруса. Затем подсчитали и распределили запасы провизии таким образом, чтобы растянуть их на всю долгую полярную зиму. Никто, правда, не знал, когда именно ждать начала весеннего таяния льдов, так что проведенная инвентаризация во многом была условной. Зато заброшенные в проруби тонкие лини с крючками принесли результат сверх ожидаемого, и вскоре в устроенный прямо на палубе ледник загрузили первые центнеры радующих ассортиментом рыбьих тушек. Альтернативным источником питания могли бы стать пингвины, бродившие по берегу, казалось, миллионными стаями; к сожалению, приготовленные из пингвиньего мяса блюда, несмотря на все старания кока, были отвратительны на вкус и стойко сохраняли неистребимый рыбный запах.
Из угрожающих зимовщикам опасностей главными были жуткие холода и возможные неожиданные подвижки ледовых полей. Первая проблема оказалась вполне решаемой: благодаря успешной охоте в трюме скопилось более сотни баррелей китового жира; этих запасов горючего с лихвой хватало для обогрева и приготовления пиши в течение самых студеных месяцев.
Окружающие судно льды пока не давали повода для беспокойства, однако Мендер их внешней неподвижности не доверял, по опыту зная, что рано или поздно паковый лед непременно начнет тороситься. Если это произойдет в непосредственной близости от “Паловерде”, бимсы, шпангоуты и – трехдюймовую обшивку корпуса сплющит и разнесет в щепки с той же легкостью, как если бы они были сделаны из картона. Не радовала капитана и мысль о том, что с потерей судна его жена и ребенок будут обречены влачить полуголодное существование на этом негостеприимном берегу в надежде на появление какого-нибудь корабля, прекрасно сознавая при этом, что вероятность такого события в лучшем случае составляет один шанс из тысячи.
Еще одной причиной капитанских забот была угроза цинги. У семерых членов экипажа уже появились первые признаки этой страшной болезни. Хорошо хоть насекомые и крысы, в отличие от людей, так и не смогли приспособиться и с наступлением сильных холодов поголовно вымерли. Немало хлопот доставляла Мендеру борьба с унынием и апатией, поразившими многих членов экипажа китобоя. Долгие ночи Антарктики, опостылевшая монотонность ежедневной рутины, мороз и леденящий ветер навевали на людей тоску и лишали воли к жизни и смысла существования. С мрачными настроениями капитан управлялся по своему разумению, заставляя подчиненных трудиться до изнеможения и изобретая бесполезные подчас задания – лишь бы не давать расслабиться их умам и мышцам.
А по вечерам Мендер усаживался за письменный стол у себя в каюте и в который уже раз принимался просчитывать их шансы на выживание. Но сколько ни прикидывал он возможные варианты, результат в конечном итоге получался отнюдь не утешительным. По всему выходило, что вероятность убраться отсюда с наступлением весны целыми и невредимыми практически равнялась нулю.
Снежный шквал прекратился также внезапно, как налетел. В голубом небе снова засияло солнце. Щуря глаза, чтобы уберечь их от нестерпимого блеска льдов, Роксана вдруг заметила собственную тень под ногами и обрадовалась, как будто встретила дорогого друга. На миг она даже забыла об окружающей ее бескрайней ледяной пустыне, но быстро опомнилась, обвела взглядом горизонт и с упавшим сердцем обнаружила, что “Паловерде” находится в целых полутора милях от нее. Кажущийся угольно-черным на фоне ослепительно белых полей корпус был наполовину скрыт торосами, но на гафеле грот-мачты лениво колыхалось под слабым дыханием бриза большое полотнище американского флага. Миссис Мендер сразу догадалась, что его подняли по распоряжению встревоженного ее долгим отсутствием супруга в качестве маяка. С трудом верилось, что ее так далеко занесло. Еще не до конца пришедшей в себя Роксане почему-то казалось, что она все это время блуждала по кругу, оставаясь в сравнительной близости от судна.