* * *
Перлмуттер замолчал и поднял голову.
– Вот объяснение, почему вы нашли ее и бортовой журнал рядом с местом крушения. Она вернулась в тщетной надежде, что поисковые самолеты найдут ее.
– Каковы были ее последние слова? – спросил Джордино.
Перлмуттер перевернул страницу и продолжил чтение.
* * *
Суббота, 18 октября. Вернулась к самолету, но не обнаружила никаких следов поисковой партии. Должно быть, я умру. Если меня когда-нибудь найдут и прочтут эти строки, я хочу, чтобы мои близкие узнали, как сильно я сожалею о том, что причинила им столько горя. Целую мамочку и папочку. Скажите им, что я постаралась встретить смерть мужественно. Писать больше не могу, руки не слушаются.
* * *
Когда Перлмуттер закончил, все трое долго сидели в скорбном молчании, потрясенные героической борьбой Китти за выживание. Тронутые до глубины души, они с трудом сдерживали наворачивающиеся слезы.
– Эта хрупкая женщина могла бы подать пример мужества многим мужчинам, – хриплым от волнения голосом проговорил Питт.
Перлмуттер кивнул:
– Благодаря ее выносливости и упорству, может быть, будет разгадана еще одна тайна.
– Она дала нам путеводную нить, – поддержал его Питт. – Все, что нам нужно сделать, это пройти овраг на юг, пока не откроется выход на старое речное русло, и там уже начать поиски броненосца.
* * *
Два часа спустя австралийская поисковая группа сделала перерыв в своей работе по осторожному разбору останков старого французского самолета Китти Меннок и обратила взгляды вверх, заметив, что над оврагом закружил какой-то вертолет.
На лицах австралийцев появились широкие улыбки, когда они разглядели привязанные к полозьям вертолета исчезнувшие с места крушения крыло и шасси.
Питт мягко посадил аппарат на землю над оврагом, чтобы не накрыть рабочих и их оборудование волной пыли и песка. Заглушив двигатели, он посмотрел на часы. Было восемь сорок утра, и еще оставалось несколько часов до наступления самого жаркого времени дня.
Джулиан Перлмуттер, кряхтя и поддерживая руками свое объемистое брюхо, с усилием оторвал седалище от кресла второго пилота, собираясь выходить.
– Не создан я для этих приключений, – проворчал он, когда на выходе из кабины с кондиционером его обдало волной жара.
– И черту не пожелаешь такой прогулки, – согласился Джордино, оглядывая знакомые места. – Уж можешь мне поверить.
Из оврага выбрался рослый, загорелый и краснолицый австралиец и подошел к ним.
– Привет. Вы, должно быть, Дирк Питт.
– Я Ал Джордино, а Питт вон тот, долговязый, – махнул рукой через плечо коротышка.
– А я Нэд Квинн, руководитель операции по переносу останков тела и самолета Китти Меннок.
Питт сморщился, когда огромная лапа Квинна сжала его кисть, словно тисками. Массируя суставы, Питт сказал:
– Мы привезли назад части от самолета Китти, которые брали взаймы несколько недель назад.
– Это очень ценно. – Голос Квинна скрежетал, как нож на шлифовальном круге. – Удивительно изобретательно – использовать крыло для плавания по пустыне.
– Джулиан Перлмуттер, – представился Перлмуттер, выбравшись, наконец, на твердую землю.
Квинн добродушно похлопал его по животу, угрожающе нависшему над брючным ремнем:
– Похоже, мы оба неплохо питаемся и выпиваем, мистер Перлмуттер.
– А у вас случайно нет с собой вашего доброго австралийского пива?
– Вам нравится наше пиво?
– Я для особых случаев храню дома ящик «Кестлмейна» из Бризбена.
– У нас нет «Кестлмейна», – сказал польщенный Квинн, – но могу предложить вам бутылочку «Фостерса».
– Буду вам весьма обязан, – с благодарностью отозвался Перлмуттер, у которого вовсю заработали потовые железы.
Квинн сходил к кабине грузовика, достал из холодильника четыре запотевших бутылки, принес их и раздал всем присутствующим.
– Как скоро вы закончите? – поинтересовался Питт, не поддерживая пивную тему.
Квинн окинул критическим взором автокран, который готовился поднять двигатель со старого самолета и перенести его на грузовик.
– Еще три или четыре часа, потом аккуратно закрепим груз и двинемся обратно в Алжир.
Питт вытащил бортовой журнал из кармана рубашки и протянул его Квинну.
– Бортовой журнал Китти. Она записала здесь о своем последнем полете и его трагических последствиях. Я ознакомился с ним, чтобы узнать о том, что она обнаружила во время своих тяжелых испытаний. Надеюсь, что Китти не стала бы возражать.
– Я уверен, что она бы нисколько не возражала, – сказал Квинн, кивая на деревянный гроб, покрытый австралийским флагом с крестом святого Георгия и звездами Южного Креста. – Мои соотечественники и я обязаны вам и мистеру Джордино за то, что вы открыли тайну ее исчезновения, и за то, что теперь мы можем перевезти ее домой.
– Слишком долго она отсутствовала, – тихо сказал Перлмуттер.
– Да, – согласился Квинн, с грустью покосившись на гроб. – Слишком долго.
* * *
К несказанной радости Перлмуттера, Квинн настоял, чтобы они взяли на прощание в вертолет десять бутылок пива. Все до единого австралийцы вскарабкались по отвесному склону, чтобы пожать руки Питту и Джордино. Подняв вертолет в воздух, Питт сделал круг над местом крушения, отдавая дань уважения Китти, и направился по указанному ею пути к легендарному кораблю в пустыне.
Полет по прямой над извивающимся оврагом до древнего речного русла, отнявший у Китти дни мучительной борьбы, на скоростном вертолете занял менее двенадцати минут. То, что некогда было рекой, плавно текущей в зеленых берегах, теперь являло собой лишь широкое сухое русло, окруженное неустойчивыми песками.
– Это Од Зарит, – объявил Перлмуттер. – Трудно себе представить, что здесь когда-то протекал полноводный приток Нигера.
– Од Зарит, – повторил Питт. – Так его называл и тот старый американский старатель. Он утверждал, что засуха здесь началась сто тридцать лет назад.
– Он был прав. Я изучил старые французские наблюдения за этим районом. Некогда тут поблизости был порт, где кочевники с караванами торговали с купцами, пригонявшими сюда флотилии судов. Точно не указано, где этот порт размещался. Вскоре после начавшейся засухи его занесло песчаной бурей, да и сама вода ушла в песок.
– Выходит, засуха началась вскоре после того, как «Техас» поднялся по реке и сел на мель? – уточнил Джордино.
– Совершенно верно. Я отыскал в архивах предсмертное заявление некоего Бичера. Он клялся, что остался единственным в живых из экипажа «Техаса», и давал подробное описание последнего вояжа судна через Атлантику и вверх по притоку Нигера, где корабль и сел на мель.