— Привет, Стивен. К сожалению, у нас никто не знает о том, кто вводил ребятам в Драйбурге противостолбнячную сыворотку. На самом деле мы даже не знали, что этот факт вообще имел место.
— Спасибо, — мрачно произнес Стивен. — Этого я и боялся.
Он поежился при мысли о своем открытии. Теперь казалось вероятным — и даже правдоподобным — что кто-то приехал в Драйбургское аббатство, прикинувшись сотрудником службы здравоохранения, и ввел Джону Мотрэму микотоксин, который воздействовал на его мозг. Это прекрасно объясняло отсутствие спор в пробах воздуха и предположительно большую дозу, доставшуюся ученому. Но целью злоумышленника был только Джон Мотрэм. Остальные получили обычную инъекцию, судя по отсутствию последствий. Напали именно на Мотрэма, поскольку… он знал что-то о моряке, который был убит в Афганистане?
Это все меняло. Стивен решил, что звонка Кэсси будет недостаточно — нужно поехать в Лонгторн и поговорить с ней лично. Кроме того, ему нужно снова повидаться с Тони Филдингом, чтобы порасспросить его о людях из «Охраны здоровья» и службы здравоохранения, точнее, о людях, которые не являлись сотрудниками «Охраны здоровья» и службы здравоохранения. Не мешкая, Стивен позвонил Кэсси и предупредил ее о своем приезде, намереваясь после разговора с ней отправиться в больницу и поговорить с Филдингом.
Поглощенный размышлениями, Стивен не заметил, как добрался до дома. Он не так уж много знал о микотоксинах, зато в Портон-Дауне о них знали преотлично. Кто-то «наверху» принял решение не убивать Мотрэма, а просто вывести из строя его мозг.
— Ну, погодите, ублюдки, я вас выведу на чистую воду, — пробормотал Стивен, засыпая в кофеварку зерна эспрессо.
Прежде чем выехать на север, Стивен забрал в Министерстве папку с материалами о погибшем моряке. Джин Робертс извинилась за скудные подробности — она успела только добыть официальный пресс-релиз из Министерства обороны и приложила к нему всю информацию, какую смогла найти в газетах. Джона Макмиллана в офисе не было, поэтому Стивену не удалось поговорить с ним о фиктивном чиновнике службы здравоохранения и о своих выводах.
Дорога была спокойной, Стивен сделал лишь одну остановку, чтобы выпить кофе на станции техобслуживания, во время которой он успел прочитать тоненькую папку по Майклу Келли. В начале второго он уже подъехал к дому Кэсси Мотрэм. Поздоровавшись, Кэсси сообщила, что приготовила бутерброды на случай, если он не обедал. Стивен улыбнулся, подумав про себя, что такая предупредительность как раз в духе миссис Мотрэм, и с благодарностью согласился перекусить.
Кэсси проводила его в оранжерею, примыкавшую к тыльной стене дома, а сама отправилась на кухню.
— Сегодня утром так светило солнце, и я надеялась, что мы сможем посидеть в саду… — вздохнула Кэсси, ставя на журнальный столик поднос с бутербродами и чаем. — Но оптимизм был напрасным. Как мне хочется, чтобы зима поскорее закончилась! Мне этого постоянно хочется, но сейчас еще слишком рано и слишком холодно. Ну, положите конец моим мучениям, доктор Данбар. Что вы скажете о выпуске новостей?
— Именно поэтому я и приехал, — кивнул Стивен. — Когда я увидел тот сюжет, после вашего рассказа о том, как Джон решил, что донор и погибший моряк — один и тот же человек, у меня в голове зазвенел тревожный звонок. Это не могло быть простым совпадением. Мне нужно знать все, что вы можете вспомнить о поездке Джона в Лондон и о той операции по пересадке костного мозга, в которой он участвовал — как все проходило, имена участников, словом, абсолютно все, до мельчайших подробностей.
Кэсси серьезно посмотрела на него.
— Вы думаете, это каким-то образом связано с тем, что произошло с Джоном? — спросила она.
— Да, я так считаю.
— То есть его болезнь не имеет отношения к раскопкам?
— Я так не думаю.
— Тогда в чем причина?
— Именно это я намерен выяснить. Давайте начнем с самого начала.
Кэсси глотнула чай, немного помолчала, собираясь с мыслями, и начала:
— Когда Бейллиол-Колледж сообщил Джону о письмах, в которых говорилось, что в секретной гробнице под Драйбургом могут быть захоронены бальзамированные тела погибших от чумы, он был на седьмом небе от счастья. Но у него не было средств на подобный проект — его гранты на работы в области истории не были продлены. Однако мастер Бейллиола сказал, что финансирование будет осуществляться из нового источника под названием фонд Хотспера. Все, что требовалось от Джона — это согласиться выступить в роли консультанта по своей специальности, когда поступит вызов со стороны этого фонда, причем не предавая это огласке. Джон, разумеется, согласился, поскольку счел это «дорогой в жизнь» для своих исследований и шансом разрешить давний спор относительно источника возбудителя чумы. Он подписал все бумаги, что называется, не глядя, а через несколько недель его вызвали в Лондон, в частную клинику в Южном Кенсингтоне. Она называлась «Сан-Рафаэль».
Удовлетворенно кивнув, Стивен записал название в блокнот.
— От имени кого поступил вызов? — спросил он.
— От лондонской адвокатской конторы, представляющей интересы фонда Хотспера.
— У вас сохранилось письмо от них?
Кэсси вышла из комнаты и через несколько секунд вернулась с почтовым конвертом в руках.
— Этот человек или группа людей, стоящие за фондом Хотспера, очевидно, очень стремятся остаться неизвестными, поскольку воспользовались адвокатами, чтобы обеспечить свою приватность. По словам Джона, мастер Бейллиол-Колледжа предполагал, что это какой-нибудь миллиардер, искупающий свои прошлые грехи.
Стивен улыбнулся.
— Таких людей не так уж и много, — заметил он. — Обычно их имена можно найти в ежегодных почетных списках.
— Когда Джон приехал в больницу, там уже было несколько человек, специалистов в различных областях… По-моему, он сказал — шесть, но я не уверена.
— Он называл их имена?
— К сожалению, имен он не запомнил, но человек, отвечавший за весь процесс, который объяснял им задачу, представился сэром Лоуренсом Сэмсоном. С Харлей-стрит, не иначе.
— И все эти люди находились там, потому что должны были принимать участие в операции по пересадке костного мозга?
— Да, у пациента был тяжелый лейкоз. В качестве последней меры врачи решили попробовать пересадить ему костный мозг. Работа Джона заключалась в обследовании донора на совместимость. Он рассказал, что все было обставлено с величайшей секретностью. Пациента называли исключительно «пациент Икс», хотя прозрачно намекнули, что он баснословно богат. Донора называли просто «донор». Врачам-консультантам не разрешалось обсуждать пациента друг с другом, за исключением профессиональных вопросов, и теоретизировать насчет его личности. Для любого, нарушившего условия, предусматривалось серьезное денежное наказание, хотя, по-моему, Джон вообще не понимал, зачем нужны эти угрозы. Его роль — обследование донора — показалась ему крайне простой и прямой: по его словам, любая лаборатория могла сделать все нужные анализы. Он не мог понять, зачем ему — точнее, его университету — платят такие деньги за обычную работу. Мы с ним решили, что пациент покупает лучшее из лучшего просто потому, что может себе это позволить.