Мне не терпелось рассказать Финну о Вернере, однако выставка была не самым подходящим местом для этого. Ведь Финн просто дышал выставкой. Он наслаждался ею все три дня, впитывал ее дух, без устали крутясь между стендами так, что никто за ним не поспевал, и, несмотря на жуткий шум и гвалт, слышал, казалось, все. Похоже, он знал здесь всех, и все узнавали его, однако, останавливаясь поговорить с кем-нибудь, он делал это не ради праздной болтовни. Все его мысли были сосредоточены на бизнесе, именно ради него он и стремился завязать новые полезные знакомства и обновить старые связи. Думаю, если бы я попытался заговорить об убийстве Вернера, в голове у Финна сработал бы некий фильтр, который бы отсек эту неактуальную в данный момент информацию. Все, что не имело отношения к книгам, выглядело для него сейчас чепухой.
Отчасти по этой причине я и не стал спорить с Финном, когда он заговорил об автобиографическом романе. С другой стороны, я чувствовал, что и меня самого в известной степени привлекает эта идея. Конечно, мне не слишком хотелось выставлять напоказ свою личную жизнь, однако этот жанр открывал множество новых возможностей. К своему удивлению, я обнаружил, что уже размышляю о разных линиях сюжета, и в том числе, к собственному стыду, о том, каким образом можно будет обыграть убийства Моны Вайс и Вернера. Вероятно, их убивали с целью причинить мне определенный вред, однако в данном случае эффект мог получиться диаметрально противоположным. Правда, лишь в том случае, если я возьму на себя роль истинного героя, сыщика, который расследует все обстоятельства преступлений и в конце концов ловит убийцу.
Вот такой биографический роман я бы и сам прочел с большим удовольствием.
Некоторое время после ухода Финна я стоял, не зная, чем заняться дальше. Идея по поводу написания автобиографического романа, похоже, по-настоящему зацепила меня, все прочие мысли как-то сами по себе отошли на задний план.
Растерянно бродя между стендами, я машинально разглядывал обложки разных книг и рекламные плакаты, совершенно не вдаваясь в смысл написанного. Останавливаясь у крошечных импровизированных сцен, я смотрел, как писатели, ломая от волнения руки, дрожащими голосами отвечают на различные вопросы. Именно смотрел, ибо, невзирая на наличие микрофонов и громкоговорителей, совершенно не мог разобрать ничего из сказанного. По-прежнему не понимая, куда, собственно говоря, идти, я внезапно оказался в углу зала, где был оборудован небольшой пивной бар в стиле старого английского паба — полная противоположность всем прочим здешним кафе, где мебель в основном состояла из пластиковых столов и стульев.
Я заказал бокал темного пива, который мне тут же налили из блестящего латунного крана, и присел в самом уголке на скамейку, обтянутую красным бархатом. Это было единственное свободное место, поэтому мне пришлось делить столик с двумя мужчинами лет за пятьдесят, ведущими громкую и, по-видимому, весьма увлекательную беседу о книготорговле. Судя по акценту, они прибыли из Ютландии. Наверняка поездка на эту выставку-ярмарку являлась их единственной ежегодной вылазкой в столицу, где они традиционно делили все свое время в более или менее равных пропорциях между книгами, пивом и шлюхами. Когда я присел, один из них кивнул мне, как будто узнал. Я кивнул в ответ, однако сразу же достал блокнот и уткнулся в него, всем своим видом давая понять, что не расположен ни к каким разговорам.
Следовало навести порядок в мыслях, которые в настоящий момент заполняли мою голову подобно рою жужжащих пчел. Чтобы не утратить ценные идеи, их надо было зафиксировать на бумаге. За считаные минуты, так и не притронувшись к стоящему передо мной пиву, я исписал заметками целых четыре страницы, после чего вознаградил себя сполна, отпив одним залпом около половины бокала.
— Видно, кое-кого из нас здорово мучает жажда, — заметил один из моих соседей-книготорговцев, однако я проигнорировал его реплику и вновь взялся за ручку.
Убийства должны были стать важнейшими составляющими будущего биографического романа, а что можно было бы придумать лучше, нежели мое непосредственное участие в их расследовании? От этой мысли у меня прямо-таки закружилась голова. Я годами писал о самых обычных людях, которые, попав в экстремальные ситуации, вынуждены были начать действовать. Иногда они брали на себя роли детективов, решающих сложные загадки. Я боялся даже представить, какую популярность может принести мне даже частичное участие в расследовании убийств Моны Вайс и Вернера. Все эти дни я находился на грани угрюмой паранойи, некоего нервного срыва, теперь же перспектива выполнения задуманной миссии заставила сердце радостно трепетать от возбуждения.
Единственным реальным следом, позволявшим хоть как-то двигаться дальше, было имя, названное человеком, забронировавшим сто второй номер, — Мартин Краг. Правда, оно скорее рождало новые вопросы, а не давало ответы на старые, но так или иначе это была хоть какая-то зацепка. Имя это имело значение — во всяком случае, для меня и, как я подозревал, для убийцы. По-видимому, каким-то образом во всем этом был замешан Мортис. Может быть, он даже находился в опасности. Но поскольку до вечера я все равно не мог узнать его адрес, то и двигаться дальше в этом направлении было невозможно.
Несмотря на то что меня по-прежнему преследовал ужас, который я испытал при виде трупа Вернера на гостиничной кровати, я заставил себя вообразить события, которые могли происходить сразу после того, как мы с ним расстались в ресторане.
Несомненно, полицейский в тот момент находился под сильным впечатлением от нашего с ним разговора, понимал, что получит суровый выговор от коллег, когда выяснится, что он утаивал от них определенную информацию. Может, его даже отстранят — переведут в другой отдел или в какой-нибудь провинциальный участок, где никогда ничего не происходит. Вот он быстрым шагом покидает ресторан. Внезапно в вестибюле мелькает знакомое лицо. Это Лулу — или как там еще проститутки себя называют. Губы Вернера кривит улыбка. Он говорит ей, что она наверняка ошиблась дверью: это приличное место — комнаты на час здесь не сдаются. Лулу выглядит испуганной — или, по крайней мере, притворяется таковой — и показывает Вернеру ключ от номера. Говорит, что имеет право здесь находиться и ничего такого, на что намекает Вернер, у нее и в мыслях не было. Полицейский заявляет, что не верит ей — в основном поскольку усматривает в этом возможность залезть ей под юбку, — и угрожает забрать ее в участок.
— Франк!
Восклицание оторвало меня от реконструкции событий этой воображаемой встречи в отеле «Мариеборг». Книготорговцы исчезли, и вместо них за моим столом появился Давид Вестергор, главный редактор издательства «Вестергор и К°». Он широко улыбался. Перед ним стояло два бокала свежего пива, один из которых он красноречиво пододвинул ко мне:
— Рад снова видеть тебя, Франк.
Мы пару раз беседовали с ним — фактически, он старался встретиться со мной на каждой выставке-ярмарке, — однако до сих пор мне удавалось умело избегать прямого разговора о смене издательства, на что он неоднократно весьма прозрачно намекал. На этот раз ему удалось-таки прижать меня в буквальном смысле — за спиной у меня была колонна из искусственного красного дерева. Да и бокал практически опустел, так что новая порция пива подоспела весьма кстати.