Зажегся свет, и путеводная линия обозначила выход из сканера. На том конце Фреда встретил второй джерри — он изучал контрольные показатели, почесывая одной рукой подбородок, а другой держась за свой жезл.
— Ну, что там? — спросил Фред.
— Ничего. Постойте минутку, мар Планк, никак не могу засечь ваших «вошек».
Фред ощутил спазм.
— У вас тут тоже есть сеть?
— Пока нет, но считыватели уже устанавливаются. Мы учимся ими пользоваться.
Фред испытал громадное облегчение. Джерри — известные тугодумы. Пока-то он выучится…
— А-а, понятно. Вас удивляет, что на мне «вошек» нет, хотя я из Чикаго?
Джерри с кислым видом показал ему на квадрат ЖДИТЕ ЗДЕСЬ. Извилистый проезд для транспорта загораживали дополнительные пресс-барьеры, даже сканер и тот закрылся. Скулы и подбородок чесались — не от «вошек», от кератохитина.
— Есть, — с довольным видом произнес джерри. — Ваши клетки пропитаны гальвеном, вот они вас и не любят, «вошки». Химчистку недавно прошел, да?
— В точку.
— Ничего сложного. У нас тут еше один расc из Чикаго работает, с той же проблемой. — Джерри открыл барьер, от ног Фреда протянулась путеводная линия. — Подождите своего гида во внутреннем блоке, мар Планк. Удачного дня.
Фред с растущим страхом пошел по линии. Еще один расе, прошедший химчистку? Фред прирос к месту, увидев его. Рейли Делл стоял у внутренних пресс-ворот, пятнистых от солнца. Со стороны клиники подошел джон в униформе. Рейли открыл для него проход, поболтал с ним. Потом обернулся, и челюсть у него отвалилась.
— Фред?
Медтехник Кобурн поднял плитку в полу, достал шланг, подсоединил его к баку. Открутил ключом вентиль, и по шлангу потек янтарный сироп.
Хэтти, воспользовавшись моментом, отключила манипулятор.
— Ты что делаешь? — Кобурн бросился к ней, но Хэтти загородила собой контроллер.
— Отойди.
— И не подумаю. Убери руки.
— Ты же слышала. Консьерж сказал, чтобы все провернули быстро.
— Слышала — только я, как видно, больше здесь не работаю.
Уровень амниосиропа понижался. Мэри подошла, повернула ключ, закрутила вентиль.
— С ума спятила? — Кобурн кинулся отнимать ключ, но Мэри перебросила его Синди. Другие евангелины, точно пробудившись ото сна, подоспели на помощь. Синди выкинула ключ за окошко. Рената и Алекс, отсоединив шланг от бака и от стока под полом, отправили его следом.
Хэтти, игнорируя медтехника, включила контроллер.
— Тут что-то не так, точно знаю. Помоги-ка мне, Мэри. Найди фольговую перчатку у Кобурна в чемоданчике.
Кобурн грудью встал на защиту орудий своего ремесла.
— Кобурн, миленький, ты мне мешаешь, — сказала Хэтти. — Реши-ка одну задачку.
— Какую задачку?
— Посчитай, сколько в мире дженни.
— При чем тут это?
— Я бы сказала, около десяти миллионов. Мы работаем во всех клиниках, больницах, врачебных кабинетах, исследовательских центрах ОД. Куда бы ты ни пришел наниматься, там обязательно будут дженни. А скажи, мальчик, слышал ты когда-нибудь о нашем сучьем союзе?
Кобурн, видимо, слышал — об этом свидетельствовала его внезапная бледность.
— Все, о чем я прошу, — это две несчастных минуты. Кобурн молча посторонился, и Мэри отыскала доходящую до локтя фольговую перчатку.
— Теперь окунай руку в бак и берись за нашу креветку. Мэри взобралась наверх, просунула руку между металлическими частями манипулятора.
— Не вздумайте только включить эту штуку! — Мэри дышала ртом, но голова все равно кружилась от паров амниосиропа.
Кобурн, сложив руки, встал рядом с Хэтти.
— Вы все свихнулись, честное слово.
— Молчи и не отвлекай меня.
Сироп сквозь тонкий металл перчатки казался густым и теплым, череп — скользким. Внизу, под марлей, Мэри нащупала эмбрион.
— Ой! У него сердце бьется, я чувствую.
— Что и требовалось доказать, радость моя. — Хэтти вывела в комнату проекцию жизнедеятельности зародыша. — А теперь сожми-ка его.
— Сильно?
— Легонько.
Мэри охватила пальцами пульсирующий комочек.
— Вот так?
— Ты уже? Не знаю, достаточно ли. Отпусти и сожми опять, чуть покрепче.
— Она все неправильно делает, — сказал Кобурн.
— Правильно, правильно.
— Дайте-ка я. — Кобурн отстранил Мэри и велел Хэтти поднять манипулятор. Натянул перчатку, поднялся по лесенке, окунул руку в сироп. — Ну что?
Евангелины выстроились позади Хэтти. Она показала им на модели сердце эмбриона, бьющееся в ускоренном ритме.
— Если сердце сжать, частота его биения повышается. Чисто рефлекторная реакция, не затрагивающая высших функций мозга. Даже при коме третьего порядка рефлекс должен быть.
— Что там у тебя? — повторил Кобурн.
— Да так, ничего. Стабильный один-восемнадцать.
— Не может быть. — Медтехник вынул руку, стащил перчатку. — Эти контроллеры — самые надежные в мире. В них просто нельзя влезть. Не верю.
— Да что случилось? — забеспокоилась Мэри.
— Неправильные показатели. Кто-то похимичил с этим контроллером. Возможно, он с самого начала неверно показывал. Кто-то не хочет, чтобы наша больная поправилась.
Евангелины вздрогнули, как по команде, и Мэри спросила:
— Чем мы можем помочь?
Хэтти не успела ответить: за спиной у Мэри возник Консьерж.
— Вы и так уже помогли. Ты разочаровал меня, Кобурн, а всем остальным следовало уйти, пока еще была такая возможность. — Манипулятор снова опустился в резервуар и продолжил отсоединение черепа. Дренаж внизу открылся, амниосироп хлынул на пол. — Все вон, не то плохо будет! Скоро тут дышать невозможно станет из-за паров. Это и тебя касается, Кобурн. — Ментар распахнул дверь, но никто не двинулся с места, кроме медтехника, схватившего свой чемоданчик. — Хорошо, оставайтесь. Это только облегчит уборку. До свидания.
— Подожди меня, — крикнул Кобурн и выскочил за ментаром в дверь.
Мальчик и девочка, сопровождающие инвалидное кресло от Декейтерской станции до клиники Рузвельта, привлекли внимание многих медиапчел.
— Ссылаюсь на неприкосновенность моей личной жизни! — крикнула Китти, и пчелы ушли за пределы ее личностной зоны.
— Ну и зря, — сказал Богдан. — Нам понадобятся свидетели. Китти молча смерила его взглядом.
— Хьюберт-пояс, когда ты в последний раз пытался поговорить с Хьюбертом? — спросил Богдан.