Вчера вечером одна из дженни позвала меня обедать. Я что-то надел на себя и присоединился к Эл в солярии рядом с кухней, где она предпочитает есть последнее время. За стеклянной стеной тихо падал в сумерках густой снег. Эллен на ковре исследовала новую игрушку, Элинор наблюдала за ней. Эл обратила ко мне сияющее лицо. Я не просиял ей в ответ, но она взяла меня за руку и усадила рядом с собой.
— А вот и папа пришел, — оповестила она.
Эллен весело что-то прощебетала. Я знал, чего от меня ожидают. Мне предписывалось обожать девочку, любоваться ее совершенством и умиляться. Я старался — я честно хочу, чтобы все было как надо, потому что люблю Эл и стремлюсь нести статус родителя наравне с ней. Поэтому я смотрел на Эллен и размышлял о чуде и таинстве жизни. Мы с Эл уже не полощемся на холодных ветрах эволюции в самом конце человеческой цепи, говорил я себе. Мы обрели почву. Выковали новое звено. Теперь мы держимся не только за прошлое, но и за настоящее. Мы создали будущее во плоти.
Я думал, что хорошо подготовился, но Эл видела меня насквозь и знала, как все это мне безразлично. Однако обострять она не стала и даже дала мне подсказку:
— Правда, она красивенькая?
— Очень.
— И умненькая.
— Умнее не бывает.
Позже, когда блистательный символ ее новой веры уложили спать под бдительным оком ночных дженни, Эл пожурила меня:
— Неужели ты такой эгоист, что не можешь признать Эллен своей дочерью? Раз не от тебя, то вообще не надо? Я знаю, что с тобой поступили несправедливо, просто дерьмово, и мне очень жаль. Правда жаль. От всей души бы хотела, чтобы меня взяли вместо тебя. Может, в следующий раз они будут поточнее. Доволен теперь?
Мы оба знали, что она ошибается. На нее покушаться никто и не думал. Просто Эллен — пряник, а я кнут. Кто-то предельно ясно обозначил условия ее коронации: шаг вправо, шаг влево, и можешь лишиться всего. Мое патетическое присутствие должно всего лишь напоминать ей об этом факте.
— Не надо, Эл, не говори так. Я ничего не могу поделать с собой. Дай мне время.
Ночью Элинор напросилась ко мне в постель. Раньше у нас была выдающаяся сексуальная жизнь. Секс был для нас игрой, состязанием, способом говорить правду. Удовольствием. Теперь это просто работа. Пенис у меня повреждается от самых умеренных телодвижений, сперма обжигает канал, когда я кончаю. Я, конечно, использую специальные презервативы и смазки, иначе сжег бы интимные части и Эл и себе, но нам обоим все равно некомфортно. «Надо же, какой ты горячий», — шутит Эл, но это никого не обманывает.
В эту ночь мы тоже занимались любовью, но я прервался, не кончив. Эл попыталась вернуть меня, взяла мой зачехленный член в руки.
— Не трудись, — сказал я. — Оно того не стоит.
Когда среди ночи я встал и отправился к себе в темницу, Эл проснулась и прошептала:
— Можешь ненавидеть меня, если без этого нельзя, но пожалуйста, Сэм, не надо винить ребенка.
Я запрашиваю свой новый пояс о среднем количестве волос в бровях человека моей расы, пола и возраста. Простой энциклопедический поиск вроде этого ему под силу.
— Пятьсот пятьдесят на каждую бровь, — отвечает своим бесполым голосом пояс. Итого тысяча сто, вполне достаточно для моих изысканий. Я выдергиваю еще один и говорю: «Вина».
Надо же мне обвинить хоть кого-то. Кто-то должен за это ответить — но кто?
Элинор обвиняет «неизвестного благодетеля» — того или тех, кто способствовал ее неожиданному возвышению. Они с Кабинетом запустили частный проект под названием «Розыск НБ». В основе его лежит мозаичный анализ, призванный обнаружить подпись этого загадочного объекта. Используется техника массового просеивания, давно применяемая во Внутреннем Корпусе, только материалом для исследования служат не террористы и диссиденты, а правящая элита. Эл потратила целое состояние, скупая литрами нейрохимическую пасту для подкрепления и без того уже необъятной ментальности Кабинета. (Генри нипочем сейчас не сравнялся бы с ними.)
Из того немногого, чем Элинор поделилась со мной, я понял, что Кабинет разбирает посекундно деятельность самых выдающихся личностей на планете. Их насчитывается пять тысяч. Учитывая уровень безопасности в нашем поместье, других влиятельных лиц охраняют ничуть не хуже, и такая слежка должна стоить больших трудов. Тем не менее Эл уверяет меня, что когда модель будет готова, то звенья определенной цепи событий приведут нас прямо к источнику. Она говорит, что этим следовало заняться еще несколько лет назад. Типичный случай паранойи, по-моему.
Эл во всем винит НБ, а мне кого прикажете обвинять?
Хороший вопрос, на который я пока не нашел ответа. Если НБ, дергающий Эл за ниточки, существует, то он по крайней мере честно предупредил нас. В эту имперскую игру с высокими ставками мы входили с открытыми глазами. Пожалуй, мне, следуя священной традиции всех исторических жертв, нужно во всем винить самого себя.
Я выдергиваю еще один волосок и говорю: «Фред».
Этот расс, Фред Лонденстейн, не перестает меня удивлять. Раньше у меня не было никаких отношений с клонами. Они, в конце концов, чисто служебный класс общества. Они взаимозаменяемы. Они обслуживают нас в магазинах и ресторанах, стригут нас. Выполняют работу, которую мы выполнять не можем, но машинам доверять не хотим. Как вообще можно отличить одного хуана или джерома от другого? И о чем с ними говорить? Полей, пожалуйста, вон там, келли. Какая погода там наверху, стив?
Но Фред, наш расс, не такой. С самого начала он принес мне фрукты и сухарики, укрепляющие пищеварительный тракт, солнечные очки, успокаивающие кремы для кожи, шляпу с козырьком. Я, кажется, по-настоящему интересую его, он даже приходит ко мне поболтать после смены. Не знаю, почему он такой внимательный. Может, он так и не оправился от шока первой встречи со мной, только что обожженным страдальцем. Может, он сознает, что я здесь больше всех нуждаюсь в его защите.
Когда я собрался возобновить секс с Элинор и мне понадобились специальные изоляционные презервативы, мой новый слуга не нашел их ни на одном шопсайте, включая салоны мед-техники. Я попросил Фреда. Он сказал, что знает такое место и что-нибудь мне принесет. На следующий день он пришел с целым фирменным пакетом. Чего только там не было для клеточников вроде меня: витамины, мази, зубная паста против накипи, наколенники, налокотники. Штук двести презервативов (Фред подмигнул мне, кладя их на стол) и еще какие-то товары, которые он скромно оставил в пакете.
Заглянув туда, я увидел флаконы с духами и одеколоном, шариковые дезодоранты, освежители воздуха, поглотители неприятных запахов.
— От меня что, воняет? — спросил я.
— Как в комнате, где кошка нагадила, мар, вы уж не обижайтесь.
Я поднес руку к носу, но ничего не унюхал. Если от меня так несет, как же Элинор жила со мной столько времени, ела со мной, спала и ни словом об этом не заикнулась?