Алиссон — это хирург-гастроэнтеролог, она на несколько лет моложе доктора Кима и Когана.
— Ну и что? Ты ей сказал, что думал?
— Ха! Еще как сказал! Закончил с этой пациенткой, а потом пошел прямо к Алиссон. Слышь, говорю, ты! Ты чего мне подсовываешь? Если бы кто-нибудь хоть пять минут с больной поговорил, мне бы не пришлось время тратить. Да тут даже первокурсник догадается! Тебе просто лень жопу от стула оторвать и собрать анамнез. Она голодная! Она сейчас бы пять бигмаков сожрала и не подавилась. Тебе это ни о чем не говорит?
— Это еще что, — кивает доктор Ким, — тебе-то везет, а меня она каждый день так дергает. Прикинь? Каждый божий день эта хрень творится.
— Да ей лень просто пошевелиться и самой подумать. Терпеть таких не могу.
— Доктор Коган?
Тед поднимает голову. Рядом с ними стоит молоденькая медсестра Джэнин, новенькая, она только на прошлой неделе на работу вышла.
— Да?
— Там вас спрашивают. Двое. Полицейские.
— Как фамилии?
Она удивленно смотрит на него:
— Не знаю. Сказали, они полицейские.
— Они в форме?
— Нет, в обычной одежде.
Коган поворачивается к Киму:
— Оперативники. Это, наверное, из-за той пациентки, помнишь Рид? А что хотят, не сказали? — спрашивает Тед медсестру.
— Задать пару вопросов.
— Хорошо, спасибо! Передай им, скоро приду.
Коган нехотя, со стоном, поднимается. Он терпеть не может, когда его лишают возможности расслабиться, выпить кофе и побурчать.
— Думаешь, они насчет той старушки? — спрашивает доктор Ким, когда медсестра уходит.
— Вполне может быть. Они же вроде поймали того, кто это сделал, разве нет?
— Поймали. Пару дней назад.
Время от времени Когана допрашивают по поводу его пациентов, жертв нападения. Особенно тех, кто умер («Она хоть раз приходила в себя? И что она вам сказала?»). Коган уже всех полицейских запомнил, у него даже любимчики появились. Эти ребята, как правило, приезжали почти сразу после того, как привозили жертву, или иногда даже вместе с ней. Но бывало и так, что приходили потом. После смерти пациента.
Коган залпом допивает кофе и бросает стаканчик в урну.
— Ну ладно. Мы с тобой потом продолжим крыть коллег. Увидимся завтра в клубе.
— Пока!
Полицейские сидят перед хирургической смотровой, оба в темных спортивных куртках и галстуках. В комнате всего пять человек, включая медсестру приемного отделения, так что догадаться, кто тут из полиции, довольно просто. Странно, что Коган их раньше никогда не видел. Может, видел и забыл? Нет, память на лица у него хорошая. Один постарше, худой, в очках, с лысиной и ровно подстриженными усами. Второй серьезный, аккуратно одетый черный парень, похожий на Свидетеля Иеговы. Улыбка у него широкая и добрая.
— Добрый день, джентльмены! Я Тед Коган.
Они встают и представляются. Инспекторы Мэдден и Бернс.
— Пойдемте со мной, — говорит Коган. — Кабинет у меня маленький, но, думаю, как-нибудь втиснемся.
По дороге к кабинету Коган замечает, что старший, Мэдден, хромает. У него и ботинок специальный. Значит, стопа вообще не работает. Надо же, думает Тед, никогда не видел копа-инвалида. Когану очень хочется спросить, как так вышло, и одновременно неловко спрашивать. Короче, спросить он не успевает — они уже пришли.
Комнатка маленькая, не больше тюремной камеры. Мебели мало: стол, два стула, шкаф для папок, мусорная корзина, компьютер и принтер. Здесь Коган только по телефону говорит да почту проверяет, иногда еще с историями болезни возится. Это занимает не больше двадцати-тридцати минут, так что на размеры помещения Когану наплевать. Но если приходит сразу несколько посетителей, становится тесновато.
Тед притаскивает третий стул из кабинета доктора Диаса, ждет, когда все устроятся, закрывает дверь и садится за стол.
— Чем могу помочь?
— Вы помните такую девушку, Кристен Кройтер? — спрашивает старший.
Коган удивленно моргает. Имя-то он помнит, и даже вроде хорошо, а вот как она выглядела? «Интересно, откуда я знаю это имя?» — думает Тед.
— Вы ее лечили около полугода назад, — продолжает Мэдден. — Она попала в аварию. Шестнадцать лет. По-моему, у нее был разрыв селезенки.
Коган сразу вспоминает. А вспомнив, понимает, что лучше бы ему не показывать, как быстро он ее вспомнил.
— A-а… Я, кажется, знаю, о ком вы. Она ходила в школу Менло-Атертон. А что? Что-нибудь случилось?
— Это долгая история, — отвечает Мэдден. — А откуда вы знаете, что она учится в Менло-Атертон?
Когану становится жарко, но говорит он спокойно:
— Она мне как-то сама рассказала. А я ее спросил, знает ли она сына моего соседа.
Коган замечает, что второй полицейский записывает его показания в блокнотик.
— Я живу в Менло-парке, — поясняет Коган. — А соседский мальчишка в эту школу ходит.
— Вы видели эту девушку после выписки из больницы?
— Она приходила на осмотр. По-моему, через месяц еще. Так положено. А потом я в магазине каком-то ее встречал. Или еще где-то. Точно не помню. Может, пару раз.
— Вы с ней говорили?
— Да, довольно коротко. Спросил, как самочувствие. Как дела. У нее вроде все хорошо было.
— И больше вы с ней не говорили?
Коган смотрит в потолок, как бы припоминая. Голова раскалывается. Долго молчать нельзя, они начнут подозревать, что дело нечисто. И он говорит:
— По-моему, я их с подругой однажды у дома встретил. С тем мальчишкой, с соседом.
— И больше вы с ней не виделись? Только в те разы, о которых вы рассказали?
— Да. А в чем дело? Что случилось?
Полицейские молчат. Потом Мэдден смотрит на Бернса, Бернс поворачивается к Когану и говорит:
— Есть какая-нибудь причина, по которой мисс Кройтер может утверждать, что она занималась с вами сексом?
У Когана аж глаза на лоб вылезают. Он смеется:
— Сексом? Вы шутите?
— Нет. — Бернс уже не улыбается. Взгляд не доброжелательный, а пристальный и оценивающий.
Коган тупо смотрит на него:
— Нет, вы точно шутите, и неудачно.
— А я вам говорю, что точно нет.
Коган расстроенно замолкает. В голове проносится миллион мыслей сразу.
«Они же обещали никому не рассказывать, — в смятении думает он. — И столько времени прошло! Несколько недель. Все было тихо. Еще в феврале, кажется. Что же случилось? Так, стоп, только без паники».