Кляйн плачет.
— И ты с ней переспал?
Кляйн молча хлюпает носом.
— Переспал или нет?
— Да. Я ее трахнул. Только Триш не рассказывай!
— Господи боже, Кляйн!
— Прости меня!
— Я ничего не понимаю. И ты спокойно смотрел, как меня выгоняют с работы? И обвиняют в изнасиловании и непреднамеренном убийстве? Чем я это заслужил? Что я тебе сделал?
— Ничего. Просто ты был Коганом.
— И что это значит, придурок?
Кляйн утирает нос.
— Старик, я тебе всегда завидовал.
— Чему завидовал? Что у меня много женщин?
— И этому тоже. Но дело не только в телках. Тебе все легко давалось. Ты симпатичный, ты всем нравишься, и ты всегда играешь по своим правилам. На людей это производит большое впечатление. С тобой все хотят дружить. И я хотел. Но иногда я тебя ненавидел — ведь я-то не такой. А потом ненавидел себя за то, что я ненавижу лучшего друга.
— Кляйн, ты охерел? Одно дело — завидовать, а другое — спустить мою жизнь в унитаз. Наказание не соответствует преступлению.
— Я знаю, Тед. Но я бы со всем этим не справился. У меня жена. И дети. А ты один. Я знал, ты выплывешь. И потом, смотри, ты ведь стал гораздо лучше в результате. Ты теперь почти хороший человек!
— Лучше я стал, это да. Но вот прощать я так и не научился.
— Пожалуйста, только Триш не говори! Я тебе что-нибудь хорошее сделаю! Я компенсирую!
— Как?
— Не знаю. Придумаю что-нибудь.
— Слишком поздно. — Коган встает, забирает со стола дневник и диск и складывает их в сумку. А потом протягивает Кляйну салфетку.
— Проехали, да, старик? — спрашивает Кляйн.
Тед не отвечает. Он изумленно смотрит на своего друга. Потом поворачивается и уходит.
— Тед! — умоляюще кричит ему в спину Кляйн. — Проехали, а? Скажи, что все кончилось!
— Для него — да, — отвечает Мэдден, входя в кафетерий и доставая из кармана наручники. Он стоял снаружи у входа с радиоприемником в ухе и слышал каждое слово. — Мне очень жаль, но для вас, доктор, все только начинается.